Табор уходит | страница 77
Люд добрый, освящай еду свою грешную в мешочке самого Иона Святого великомученика! — кричал Жукарский.
Индо заубояши прийдя на житие яко поименно к лику Яво… — говорила Юля, нервно оглядываясь на Жукарского, потому что обладала не очень богатым запасом слов, стилизованных под церковнославянские.
Азмь есмь… — тянула время она.
Скнипа, — шепотом подсказал не лишенный чувства юмора, когда это не касалось его самого, Жукарский.
Аз есмь скнипа поелику убояше, — продолжала Юля стращать народ.
Те же не понимали в ее словах ничего, кроме того, что был святой человек Иона, болел «итальянкой» да помер, но был взят на небо. И его фотография и личные вещи защищают вещи и еду и не допускают до них болезнь. Поэтому процессия, которую вели Юля и Жукарский, стала довольно многолюдной. Так что, когда Семеновская бочком протиснулась к Жукарскому, вошедшему в образ, чтобы посоветовать закругляться, политолог широко улыбался и явно неверно оценивал ситуацию…
Какой «смываться»? — спросил он, нездорово блестя глазами.
Народ идет за нами, за православным политологом и интеллигентной журналисткой, — объяснил он Юле.
Так может самой судьбой нам предназначено стать Жаннами Дарк?! — спросил он патетически Семеновскую.
Ты, кретин, помнишь, как она кончила? — спросила Юдовитчь коллегу сквозь зубы.
Нет, она же жила в 16 веке, — сказал Жукарский.
В 15‑м, — сказала начитанная Юля, которая закончила школу еще в советские времена, чего ужасно стыдилась, так как скрывала возраст.
Тем более, — сказал Жукарский.
Слазь, — сказала Юля.
Не слезу, — упрямо сказал Жукарский, которого уже несли на носилках.
Ночевать лагерем станем, — сказал он мечтательно.
А под утро народ к нам со всей страны стечется, — воздел он очи небу.
И станем мы Силой, — улыбнулся политолог Жукарский, — Богу угодной…
Ну а дальше? — спросила Юля.
Пить будем, гулять будем! — воинственно сказал Жукарский.
Украину за неделю накатом возьмем, Белоруссию потом покорим, затем Русь освободим от засилья жидов нечестивых, — сказал он.
И восстановим Рим Третий, империю нашу православную, — закончил Жукарский.
Яша… — сказала грустно Семенова.
Гм, — сказал Жукарский.
Дурачок, — ласково сказала Юдовитчь, — ты на продавленном кресле видишь. А в руке картинку дурацкую держишь, а за тобой полторы тысячи голодных дурачков идут, а ты себя уже Атиллой возомнил?
А что, — сказал Жукарский. — Может мне суждено бичом Божьим стать?