Я чувствую, — сказал угрюмо Жукарский, — как во мне бурно кипит славянская часть моей крови.
А как ты их различаешь, Володенька? — спросила исхудавшая Семеновская — Юдовитчь.
Мне кажется, — сказал политолог, — что она горячее той, которая…
Словно горячий суп, кипит она в моих венах, — сказал он, поглаживая дряблый бицепс с татуировкой в виде Георгия Победоносца, поражающего дракона.
Ты говоришь прямо как великий писатель Бабель, — сказала Юля Юдовитчь, которая в свободное от зарабатывания гречки время промышляла для души литературной и театральной критикой.
Я и пишу, как великий писатель Бабель, — сказал политолог Жукарский.
Но разве кому–нибудь в Молдавии это нужно сейчас? — спросил он.
Во времена бездуховности и разврата, — добавил мрачно Жукарский.
Какой ты духовный, — сказала Юля, и присела отдохнуть.
Жукарский тактично остановился рядом. Дорога от посольства до полуразрушенного Дома печати, где в остатках здания обитали немногочисленные сохранившиеся журналисты страны, занимала всего полчаса. Но это раньше. Сейчас ее увеличивали три обстоятельства. Во–первых, блок–посты, которыми опытные израильтяне окружили свое посольство — солдаты, которые там служили, не находили в условиях современного Кишинева ничего, что бы отличало его от буйных арабских поселений. Во–вторых, банды налетчиков, которые курсировали в центре города с угрожающим постоянством, словно стаи акул. В третьих, голод. Люди плохо питались и очень быстро уставали. Юдовитчь и Жукарский не были исключением… Глядя на впалые щеки Юлии, ее старый друг Жукарский с любовью и тревогой подумал, что Юдовитчь нужна стране. Ведь если она, Юдовитчь умрет, то его выгонят из кабинета в сохранившейся части Дома Печати. Сколько забот на ее челе, грустно подумал Жукарский. Как она сильно сдала в последние месяцы, подумал он. Поскорей бы вернуться в здание и, закрывшись в туалете, съесть кусочек хлеба с сыром, подобранный тайком у стен посольства, подумал еще с любовью Жукарский. Юдовитчь тоже напряженно думала.
Знаешь, — сказала она, — духовность духовностью, а мы ведь третий день не жрамши, Володенька.
Знаю, Юля, — мрачно ответил Жукарский, — желудок не позволяет мне забыть об этом, хотя душа просит лишь пищи духовной и утешительно–промыш…
Кончай, Володенька, — сказала То Ли Семеновская То Ли Юдовитчь, — разоряться будешь на митинге.
Каком? — спросил Жукарский.
Который мы с тобой организуем, — сказала Юдовитчь.
