Верность | страница 20



Холодный ветер растолкал облака. На улицах подсохло. В мокрых лунках на асфальте далеко внизу виднелось хмурое небо.

Безлюдными дворами Ксения вышла к своей бывшей школе. Она не была здесь с тех пор, как поступила на «иняз» университета.

У школы играли дети. Длинно прозвенел звонок. У пружинной двери затолкались и загалдели рюкзаки, банты, гольфы. Двор опустел. Трое старшеклассников, сутулые, с книгами под руками в карманах вразвалочку пошли к домам. Они через слово «блякали» петушиными голосами и сплевывали на асфальт. Ксения опустилась на лавку с выломанной доской и ножевым признанием какого–то Васи, какой–то Люсе. Отбитая штукатурка старых стен, мусор под решетками подвального этажа, асфальт, разлинованный под забеги по физкультуре, плешивые газоны и общипанные до прутьев верхушки кустов. Ничего не изменилось. Ксения запахнула плащ. Ветер пытался отодрать от черного асфальта мокрый лист. Уголок листа телепался и не сдавался.

Что–то унылое и безотрадное нависло над этими местами.

Ксения постаралась вспомнить что–нибудь из школьной жизни. В памяти ничего не всплывало, кроме шпаргалок, зубрежки, прозвищ учителей…

…Здесь под аркой вечером она увидела, как Красновский целуется с рыжей дурой из своего класса. Перед «рыжей» стелились все мальчишки школы. А та смеялась над ними, сама выбирала, с кем целоваться. В спортивном городке школы обычно собиралась их с Сережкой компания. Бренчали на гитаре, сосали по кругу пиво из двухлитровых бутылок. В тот день ветрило. Никто не пришел. Только Ксения и эти двое: она боялась шелохнуться на скамеечке за морщавым тополем.

Тогда она и бросила Сергею в почтовый ящик в запечатанном конверте Ахматовское стихотворение «…Будь же проклят! Ни стоном, ни взглядом Окаянной души не коснусь, Но клянусь тебе ангельским садом, Чудотворной иконой клянусь. И ночей наших пламенных чадом, — Я к тебе никогда не вернусь».

Ночей никаких не было. Сергей никогда даже не целовал Ксению, как рыжую.

Он постучал в двери той же ночью. Старался шутить, и его глаза были похожи на глаза осторожного кота:

— Ксюха, ты ревнуешь? Влюбилась, что ли?

— А мне можно только диктанты диктовать! — Ее зрачки блестели вызовом в полумраке прихожей, — дальше она его не впустила! — и обидой дрожал голос.

— Целуют, еще не значит, любят. Иногда не целуют, потому что любят, — сказал он и ушел.

— Ксюха, — раздался от туалета виноватый полушепот отца, — его там застал разговор, и он трусил выйти, — заканчивайте вашу ромашку. Час ночи!