— Жаль, не пришлось налюбоваться на портреты, — вздохнул я.
— Но перед упаковкой их для отправки багажом, вы же можете остаться ночевать в доме священника?
— Конечно, — согласился я и, завидев меж кустов жасмина о. Владимира, пошел ему навстречу.
Мы поприветствовали друг–друга, поздравили с успешным завершением дела и я познакомил о. Владимира с Аристархом.
За праздничным обедом я ожидал некоторых разногласий в вопросах религии между христианином и язычником Аристархом, но старики ловко обходили эту тему. Вспоминали исключительно старые времена, а о. Владимир еще и постоянно моего деда генерала Григория Томилина. Я же был, всецело, занят моей Элей и готовился к тому, что если не сегодня, то завтра обязательно объяснюсь с ней. Она же периодически прислушивалась к разговору стариков и однажды задала вопрос:
— Это бывшее поместье князя Томилина?
— Наверное, — ответил я с деланным безразличием.
Все вместе мы поздно вечером проводили о. Владимира домой. А когда вернулись, Аристарх, сославшись на усталость, снова оставил нас с Элей наедине. Он был очень тактичный человек и, видя, нашу взаимную любовь, не хотел, как он выражался, красть у нас «волшебные минуты».
Я взял Элю за руку, чтобы она не оступилась, и мы спустились по ступеням к берегу моря. Раньше здесь горели фонари. Теперь только луна тихо освещала волны, камни да голубые цветы на склонах берега.
— Жаль, еще купаться нельзя, — тихим голосом сказала Эля и отступила в сторону.
— Не уходите, — попросил я.
Глядя, задумчиво в небо она спросила:
— Почему вы все время так пристально смотрите на меня? Что ищите во мне? Вы ставите меня в неловкое положение… ловите мои взгляды… Они вам ничего не скажут. Мы с вами разные люди, у нас разные дороги. Встретились на перекрестке…
Я перебил ее:
— Почему смотрю? Потому, что насмотреться не могу. Потому что люблю.
Я действительно любил ее искренне и нежно и, подойдя ближе, прошептал:
— Смотрю потому, что в глазах твоих я утопил свое сердце. Потому что долго был в разлуке с тобой. Дай мне руку.
С этими словами приложил ее ладонь к своей груди и, волнуясь, сказал:
— Видишь, как трепетно бьется сердце во мне? Я люблю тебя давно, ты даже не представляете себе как давно. Видишь, я весь горю.
— Будь на моем месте другая женщина, Вы бы говорили ей эти же слова. — Она пыталась отнять руку, но я притянул ее всю к себе, она не сопротивлялась. Прижав ее к груди, услышал, как наши сердца забились в унисон. И попросил:
