— Да, — тихо заговорил Аристарх, оглядываясь на дверь, — это адмирал Александр Колчак, который получил от географического общества за открытие золотую медаль, а за японскую компанию — золотую саблю. Адмирал Колчак, под командованием которого мы одерживали на Балтийском и Черном морях блестящие победы. Это великий человек и яркая личность. Талантливый адмирал Советам не нужен был. Его расстреляли в 20‑м году. Перед смертью он попросил дать ему возможность проститься с любимой женщиной. Но люди, вернее худшая ее часть, расхохотались ему в лицо. Им это чувство было неведомо. Убивали лучших.
Иван Иванович сказал ему:
— Ну, граф не скромничай, покажи Гоше и о себе в тех вырезках.
— Здесь и про вас написано? — удивился я. Мать подошла к столу и наклонилась к альбому.
— Может это никому не нужно, — вздохнул Аристарх.
Но Иван Иванович тоже подошел к столу, переложил несколько листов, нашел нужную страницу журнала и, ткнув пальцем на фотографию.
На ней я увидел совсем молоденького морского офицера. И надпись: «Гордость Балтийского флота мичман граф Аристарх Вершинин».
— Это вы? — удивился я.
— Да, молодой человек, как видите, до адмирала, как это должно было быть, так и не дослужился. В Харбине, а до этого в скитаниях по миру в поиске новой родины, проходила моя дальнейшая жизнь. Вот и сейчас, старый дурак, поверил советской пропаганде в Харбине и вернулся. Таких как я в Россию–то и не пустили. А сюда, на не пригодные для жилья места поселили, в полупустыне, на азиатской земле. Эту папку, Григорий, я бы тоже подарил вам, но вы возрастом не вышли. А где ваш семейный альбом?
— Рогожей обмотал и закопал в нашем парке под ведром, перед смертью бабки, — ответил я.
— Вот, вот. Советам только это нужно. Закопать память молодых. Вернее, чтобы вы ее глубже закопали. Все богатства Великой империи они собрали в единый котел, и теперь распределяют его между собой. Они накопят их еще и для своих внуков. И вы, Григорий, не будьте дураком, учитесь, пробирайтесь в эту власть, чтобы своих детей и внуков обеспечить И пусть Боги хранят Вас.
Я ушел тогда от Аристарха раньше, чем мать и Иван Иванович. С собой унес не только гитару, но и чувство глубокого уважения к старшему поколению. Аристарх показался мне намного интереснее, чем Иван Иванович. И я стал часто навещать его. Нас роднила любовь к истории греков, римлян. И просто мне было с ним уютнее, чем с Иваном Ивановичем. Тот всегда серьезный, неулыбчивый. А Аристарх в разговоре со мной часто еще и переходил на французский. Да и любил он нас с матерью.
