Глаша работала здесь, пока тебе исполнилось шесть лет, до 1946 года. Потом перевелась на другую работу, экспедитором, чтобы оставалось время на поиски следов твоих родителей. Мы так решили. Но у меня уже не оставалось никаких ценностей, чтобы давать взятки руководству. А без денег и без связей, что можно сделать? Глаша, якобы искала своего сына «Кузнецова Алексея». Навестила в Москве родителей твоей матери, которых тоже допрашивали в 40 году, когда Алешеньку с женой арестовали. Они–то и сообщили Глаше горестную весть, что отца твоего расстреляли, как изменника Родины по 58 статье. А Элен, твоя мать, отсидела в лагере свои пять лет, как член его семьи. В 1944 году она приехала в Москву к родителям и через них узнала наш адрес. Но вскоре ее снова арестовали. Просто так, план по аресту неугодных нужно было выполнять. А сейчас Сталин умер, будет амнистия. Что–то должно измениться к лучшему. Если твоя мать выйдет живая из лагеря, даст знать.
Когда матушка закончила свою горькую повесть, на мгновенье я почувствовал себя взрослым и, отбросив все патриотические чувства, которыми меня пичкали в школе, решил, когда вырасту, буду жить сам по себе, верить советской власти ни когда не буду и просто уточнил московский адрес матери. На что матушка ответила:
— Деда твоего по матери в живых уже нет, а бабка серьезно больна и вряд ли дождется возвращения дочери. Да и после освобождения из лагеря, Элен как и других, прошедших через лагеря оставят на поселении в Азии. Гришенька, здесь твоя Родина. По этой земле ходили твои предки. Она, эта земля, если будет трудно, спасет тебя. Да и Пелагея Степановна привязана к тебе, всегда с работой поможет. И от нас с дедом, от наших могил не отрывайся. Возвращайся сюда при первой возможности.
Школа от санатория стояла в трех километрах. И по дороге я все размышлял об услышанном от матушки, верил ей, жалел, все больше любил ее и берег как мог. А домой со школы возвращался не как в санаторий, а в собственное поместье, изучая каждый его уголок.
Однажды матушка снова заговорила о скорой своей кончине. Я обиделся на ее слова о смерти и приказал:
— Не смей умирать!
Через два месяца мы получили весточку от моей матери. Ее выпустили из лагеря и теперь, как она нас уверяла, уже навсегда. Сообщала, что больна, и приехать за Гошей, то есть за мной, не сможет еще и потому, что разрешение ей не дают, она состоит на учете в комендатуре. Дочитав письмо до конца матушка посочувствовала ей: «Бедная Элен». и на следующий день показала мне альбом для фотографий, переплетенный телячьей кожей с красивыми застежками и посоветовала спрятать его где–нибудь в парке до поры до времени и не только его, а ещё старинные вазы, тарелки, пострадавшие от сражений «Они принадлежали твоим предкам. А вот это детская кроватка из орехового дерева. На ней спал еще твой прадед, а потом и дед. И отец твой некоторое время, и ты…. Да и много всего найти можно здесь. Все целое, как свалили все, так и лежит. А не дай Бог, сгорит все.» — забеспокоилась матушка. «Как в воду смотрела» Но об этом впереди. Я предложил:
