— Это правда, Григорий Алексеевич? — недоверчиво повернулась ко мне Эля.
Вместо ответа продолжил:
— О тайнике, где хранятся полотна великих художников, где изображены мои предки, начиная еще с ХУ века, тоже сообщила мне матушка. И вот, появилась возможность выкрасть их у самого себя, и я эту возможность использовал.
— Боже мой! — воскликнула Эля. — Ну продолжайте, это так интересно.
— Люди при нашей власти скрывают прошлое своих предков. Это откровение обошлось бы мне дорого. И с должности я полетел бы в один миг, и с партии бы исключили. Тайну моего происхождения знают только два человека, старый священник нашего прихода, да Аристарх Андреевич и теперь еще и вы. Они меня не выдадут. А ты надеюсь и подавно, когда услышишь продолжение.
Эля торопила:
— А мать–то освободили, была же амнистия?
— Да, мать выпустили. Она отбывала срок, в пригороде Караагача. Ее выпустили незадолго до смерти матушки. Я говорю о бабке, матери своего отца. Ей нечем было меня обогатить. Остался один золотой медальон, фамильная ценность. Очень дорогая вещь. Она передавалась невестке старшего сына еще с времен Готов, это одна из ветвей нашего рода. Матушка попросила передать медальон своей невестке, жене своего сына, то есть моей матери, у которой я вскоре и оказался.
— Ну, рассказывайте, рассказывайте дальше, Григорий Алексеевич, я вам потом тоже, что–то подобное расскажу, — разволновалась Эля.
— Почему ты мне все время выкаешь? — перебил я ее, — Называй меня просто Гриша, а можно и Гоша, как называла меня мать.
— Как?! Вас…, тебя тоже звали Гошей? — воскликнула удивленно Эля.
Достав из кармана медальон, и зажав его в кулаке, сказал:
— А теперь главное, почему тебе нельзя уезжать. Да, я не просил твоей руки и сердца, зачем это делать дважды. Мы с тобой и так женаты.
— Женаты? — недоуменно отозвалась Эля.
— Да. Перед смертью мать отдала тебе, как моей жене, на сохранение этот медальон и ты его хранила все пятнадцать лет, — я протянул ей медальон.
— Ой, мой! То есть Гошин? Как он у тебя оказался? — взяв его в руки, удивилась Эля.
— Какая же ты недогадливая, — обняв ее, прошептал я ей на ушко и напомнил, — Разве мы с тобой не поженились в степи, на постели из мягкой ковыли, среди полян цветущей сон–травы? Как могла ты забыть наши пещерки с летучими мышами. Ты их так боялась. Надень на шею медальон, половинка ненаглядная моя. Как же я был счастлив, когда увидел тебя снова в своем кабинете.
Отстранившись, Эля остановила меня:
