Удачно ограбили четыре ювелирные лавки. Выправили выездные документы, как вдруг Александра остановил на улице красный патруль. Одного из красноармейцев Александр узнал. Это был белочех, из тех, что сначала от красных переметнулись к генералу Дончаку, а потом обратно к красным. Их было человек 20.
— Да ты чо? Я тебя не знаю, — притворяясь простачком, попытался уйти от него Александр.
— Постой! Постой! Глаза! Хватай его, ребята!
Александр не сопротивлялся, понимал, что бессмысленно. Начнут стрелять, а на улице женщины, дети.
Командир крикнул: «Вяжите его, это ординарец генерала Дончака. Ученик китайского монаха. Вырос. Но я узнал тебя, щенок. Чего же ты не брыкаешься? Ты же умеешь». Александр громко крикнул Эдуарду по–немецки: «Бери драгоценности и уезжай в Париж!» Тут его оглушили.
Когда он пришел в себя, была ночь и он сидел за столом. А перед ним тот самый красный командир, белочех.
— Я тебя узнал! Ты князь Гедеминов, любимец генерала Дончака. Мы расстреляли его. А вот у него в кармане и рисунки — как брыкаться, — сказал он стоящим у стола.
— А вы думали, что я буду отпираться? — удивился Александр. — Я от отцовской фамилии не откажусь. Вы можете и меня расстрелять. Чего вы хотели? Чтобы не было богатых? Так не бывает.
— Рассуждаешь ты, князек, хорошо. Только у нас теперь богатыми будут те, кто плохо жил. А вы станете бедняками. Как в песне поется: «Кто был ничем, тот станет всем».
— И так каждый раз переворот будет? — удивился Александр.
— Почему переворот? У нас революция.
— А когда вы всех нас переловите, а привычка останется, тогда друг друга топить будете? Или новых богатых убивать? Восточная пословица гласит: «Где чтут недостойных и презирают достойных, там находят себе прибежище трое: голод, смерть и страх».
— Ну ты, князек, эту философию прекрати. Она нам ни к чему.
Зазвонил телефон. Начальник взял трубку и, кивая головой, смотрел на Александра.
— Да. Да. Он и не отказывается. Да, не отказывается. Сейчас, — он положил трубку и приказал: — Пошли.
Допрашивали Александра долго, все про генерала Дончака.
— Ну вы ведь его расстреляли. Что же вы еще хотите узнать? Мой отец тоже воевал на стороне генерала, и я несколько месяцев был при нем. А потом убежал.
Александр вспомнил минуту расставания с Дончаком. Ему стало грустно. Но нужно продолжать играть свою роль.
Старый большевик заступился за него:
— Ну, мальчишка, поиграл в войну и надоело. Ему тогда лет пятнадцать было. Его перевоспитать надо. В рабочий класс пойдет. Я сторонник исправительно–трудовых лагерей. Он еще молод, из него еще можно сделать человека.
