– Я вижу, ваша жизнь полна перемен, Анжелика Эмери.
– Это какое-то китайское проклятье?
– Насколько я помню, это значит: «Что б ты жил в эпоху перемен». Вы уж простите, если я скажу, что, судя по вашей одежде, вы не похожи на женщину, ищущую спокойной жизни.
– Ну да. Знаете, говорят: «Жизнь коротка. Ешь мороженое каждый день».
– И кто так говорит?
– Рози – наш старинный фургон для перевозки мороженого. Так написано в «маленькой книжке про мороженое». Она очень интересная.
– Понятно.
– Здесь важно общее настроение. Вы можете заменить мороженое чем угодно. Любое, что поднимает вам настроение. Шоколад? Вишня? – Никакой реакции. – Сыр? – Джели надеялась, что он засмеется. Или хотя бы улыбнется.
– Permesso?[4] – Он устал смотреть, как она безуспешно пытается дрожащими пальцами расстегнуть рукав.
Ладно, это уже не смешно. Она сдалась и протянула ему руку:
– Prego[5].
Осторожно придерживая манжет, он расстегнул пуговицы, приподнял рукав и, держа ее за запястье, налил на ладонь немного жидкого мыла.
Сердце Джели, и без того заметно частившее, забилось еще быстрей, и, когда она уже собиралась сказать, что так не пойдет, вдруг подумала: «Ну, когда еще такой по-настоящему классный парень будет держать мою руку в своей и…»
– Dovra venire![6] – пробормотал он, намыливая ей ладонь, когда она не удержалась и тихонько всхлипнула.
– М-м-м.
Данте повернулся, чуть не коснувшись ее губ щекой с едва заметной щетиной.
– Щиплет?
– Нет. Не… не щиплет.
Было совсем не больно, когда он нежными движениями намылил ей кожу между пальцами, вокруг большого пальца и запястья. Беспокойное ощущение сконцентрировалось гораздо ниже. Смыв мыло, он взял с полки пушистое белое полотенце и осторожно вытер ей руку.
– Va bene?[7]
– Va bene, – повторила она. Очень, очень bene. Он был таким изысканно нежным. Таким внимательным.
– Держитесь. Сейчас будет щипать. – Он вскрыл антисептическую салфетку.
– Постараюсь не кричать. – Она вцепилась ему в плечо.
Не хватало упасть к его ногам. Буквально. Он стоял так близко, что Джели учуяла запах кофе, теплого мужского тела и волос, лежавших на лбу густой шелковистой челкой, сохранившей слабый аромат травяного шампуня.
Данте вскрыл пластырь и осторожно заклеил припухшую кожу.
– Вот и все.
– Нет.
Он вопросительно сдвинул брови. У Джели пересохло во рту. Он прав, ей нужно было за что-то держаться. Слово само сорвалось с губ, хотя мозг заботило то, как удержаться в вертикальном положении.
– Что-то еще?
