— Ну и как, помогает? — спросил баянист.
— Ой, конечно, — сказал Мясник. — Вы попробуйте!
— А если он и потом не приедет?
— Когда потом? — спросил Мясник. — Завтра?
— Завтра… — вздохнул баянист. — У тебя только и есть, что завтра.
— А у вас нет? — спросил Мясник.
— У меня есть вчера, — задумчиво произнес баянист.
— А брата я уже и ждать перестал.
— Ну, тогда вы только считаетесь брат, — серьезно ответил Мясник. — Если бы у меня был брат, я бы все время его ждал. И вчера бы ждал, и завтра бы ждал, и всегда бы ждал…
— Эх, — вздохнул баянист, — маленький ты еще, вот что…
— Маленький? — переспросил Мясник. — Значит, я потому жду, когда будет завтра?
— Да, да, — сказал баянист, поднимаясь с завалины.
— Не думай так много, это в твоем возрасте вредно. Гуляй.
Он ушел, широко расставляя ноги.
— Гони пятак! — крикнул за углом Коваль.
— Анька дура, хвост надула! — закричали вдалеке две девчонки.
«Во, вспомнил, — подумал Мясник. — Значит, все было так: вбежали Синяки с Ковалем впереди. Они закричали: Дикан, дикан! Мясник, к тебе идет дикан! И дикан медленно шел среди играющих детей, раздавая всем новенькие трешки из кармана. И каждый, кто получал трешку, сразу становился брат. Или сестра. И все принялись обниматься и целоваться носами. И кричать: мы с тобой одной породы, ты и я, ты и я… А потом все сидели на завалине на Солнечной стороне, и солнце грело всем животы, а по небу плыли облака… похожие на зайца… на собаку… на ракушку… и когда облака закрывали солнце, все перебирались на солнечное место…»
Мясник сполз с завалины, придерживая рукой брюки, вытер нос и пошел туда, где облака не закрывали солнце.
1962
Ходил он медленно, торжественно, выбрасывая руку с палкой далеко вперед. Если на дороге попадались листья подорожника, он прыгал, стараясь каждый раз наступить на листок.
— Видишь вон то дерево? — спрашивал он меня. И прицеливался осиновой палкой в сторону березы, стоящей на краю рощи.
— Вижу, — отвечал я.
— В этом дереве заключена вся мудрость жизни. Это — дерево жизни, понимаешь?
— Понимаю, — серьезно говорил я.
Тогда он размеренно, в лад шагам, говорил:
— Если молодому человеку в твоем возрасте что–нибудь непонятно, он должен откровенно признаться: «не понимаю».
— Не понимаю…
— Вот так…
Положив мне на голову мягкую ладонь, он объяснял:
— Смотри, все мы начинаем жить вот отсюда…
Он наклонял мою голову, и я видел мощные пласты коры, лопнувшие от избытка соков, нагнетаемых корнями.
— Отсюда начинаем мы, и дальше у всех судьба одинакова…
