Чрезвычайно рано, еще до обжорства философией (оная лишь укрепила) уяснил, что между женским «нет» и женским «да» молекулу не впихнешь, где кончается одно и начинается другое не в силах определить никто, но больше всего они сами. Можно отставить философию, когда — «да», и утешаться ею, когда — «нет». По причине, что сегодня ненависть, завтра любовь и наоборот. Философствуя настрогал детей, оправдываясь перед своими, что не виноват, что и здесь, как из пистолета, попадает в цель с первого же раза.
— Оставь ниточку чувств, легче будет встретиться, — ставил силки Лешка, заговаривая «объект» до степени, что вручал вовсе не ниточку…
Обладая луженой глоткой, на одном дыхании, ни разу не сбившись, естественно и логично мог взвалить на головы такую фразу, что вспоминая, с чего началась, теряли и не надеялись вспомнить ее конец, уясняя себе только одно, что Замполит — в самом деле «замполит» — «ох и мудер»! Впрочем, когда просили повторить, чтобы записать и вызубрить, Лешке самому удавалось это не всегда; слова, прежде такие ясные и простые, начинали путаться в своем новом осознании. В укор не ставили — таков, каков есть. Душа–человек в чужом сорном венике. Застрял однако.
Иногда Леха словно заболевал, терял себя средь слов. Собственные мысли исчезали — всему находилась цитата. Как помнил? Петька — Казак имел подозрения, что едва ли не лепил сам, пусть из чужого мусора — уж слишком уж складно у него получается, к месту ли, не к месту — но не может такого быть, чтобы все мысли были уже сказаны — причем тысячи лет назад! — и что Замполит, уверяя, что то или иное было высказано каким–то мраморной памяти авторитетом, попросту прикрывает этим свой собственный зад.
«Пятый» — ходячая энциклопедия, когда обращались к нему, только посмеивался.
«Меч, не способный поразить — мертвый меч!» — вторил Леха. И все соглашались — в подразделении подобные сентенции к месту, они нужны как разноголосые подпевки к мотиву — общей, не вызывающей сомнения, мотивации. Оружие, даже самое неприхотливое, надо содержать в порядке и обязательно кого–нибудь поразить — на его изготовление государством немалые деньги потрачены.
Веселого нрава не прикупишь. Даже у Петьки — Казака не займешь. Леха больше играет в веселость, что никого не обманывает, слишком много желчи в его веселье.
— Поставим вопрос иначе: могу я обвинить ихнее ракообразие в сексуальном домогательстве к моей персоне? Если я вижу, что оное образование, наглейшим образом подменив собой законодательную и исполнительную, домогается, пытается снасильничать над моей персоной (в частности) и государством (в целом) — тем самым государством, которое, ввиду собственной детскости исторического возраста, а с тем и наивности, поручено мне защищать — о каком, простите, полюбовном или контрактных отношениях здесь может идти речь?
