─ Мы вернемся к тебе до утра, жди. ─ Мы обнялись, и я ощутила легкий аромат туберозы.
─ Лекс, я тебя вытащу. ─ Вив поцеловала меня в щеку и сказала: ─ Мое предложение съехаться остается в силе, так что как только мы освободим тебя, двери гостиницы Шерри Нэзэрлэндс открыты для тебя.
─ Я люблю тебя, Вив. ─ Я крепко обвила руками ее тонкую талию.
Вив немного трясло.
─ Мне очень стыдно. Пожалуйста, прости меня.
─ Извинения приняты.
За, казалось бы, твердой оболочкой, внутри Вив таилось большое и невероятно доброе сердце. Сегодня я в очередной раз в этом убедилась.
Широкоплечий офицер Готти так и продолжать стоять у решетки камеры. Двери открылись. Мои друзья вышли и помахали руками на прощание.
Он посмотрел на меня, готовый вернуться ко второму раунду переговоров. Всем своим видом он говорил ─ ЛГУНЬЯ!
Я не лгала офицеру Готти. Еще до этого я признала, что совершила поджог. Я просто не стала спорить с Вив и Тедди, которые хоть и защищали мои интересы, но в корне были не правы. В равной степени я была честна и перед судьей, когда отрицала свою вину.
Ладно, ладно, ладно. Кого я пытаюсь обмануть? Конечно, не саму себя. Я была брехливым куском дерьма, хуже дерьма Гедды Хоппер. Да и как я могла сказать правду? Что мне остается делать, если дошло уже до суда? И что делать, если Бёрди не признает свою вину?
Исходя еще из прошлого опыта, я вынесла важную для себя мысль ─ никогда не говорить представителям власти правду, ведь при любых обстоятельствах ─ они не на нашей стороне.
Я была зла на саму себя, за то, что призналась в поджоге платья и фотографий в ванной пентхауса. Да и кто вообще мог представить, что это приведет к таким последствиям.
Двери закрылись.
Но он не ушел вместе с ними. Он продолжал смотреть на меня.
Охранник ходил туда-сюда, проверяя камеры.
Я воспользовалась этим промежутком, чтобы задать себе два важных вопроса. Один из них ─ опасаюсь ли я общения с ним наедине? Еще как! И второй ─ смогу ли я удержать рот на замке, и не взболтнуть лишнего без охраны и контроля двух подружек? Может быть. А может, и нет.
Вдруг, я ощутила резкое покалывание, разливавшееся из моей головы, и опускавшееся ниже к пальцам рук. И это было совсем не из-за мерзкой синтетической оранжевой тряпки, которая называлась тюремной одеждой. О нет. Я называла это гиперосознанием, такое случалось и ранее.
Его выразительное лицо, достойный экземпляр для моделей из журналов, явно что-то мне хотело сообщить.
