— Нам нечего обсуждать. Я принял решение.
— Магистр очень просит вас прийти, — твердо произнес Бернардо, отчего просьба стала напоминать приказ. — Маэстре де кампо желает нам всем добра. Как друг, я советую вам к нему прислушаться.
— Как вы смеете? Вы и ваш господин! Как смеете советовать генералу-капитану, что лучше. Вам известны законы конкисты? Даже если мы не уполномочены нести дикарям слово Божье и открывать новые земли, даже если нас направляет Святой престол, а не его величество Фердинанд, это не значит, что можно менять строгие порядки установленные короной.
— Вы говорите о бумаге и только. Все меняется, сеньор Диас: и люди, и планы. История нас этом учит. Важно в нужный момент выбрать верную сторону, чтобы самому не стать историей.
«Ловко вывернулся», — подумал Альвар. Этот, в отличие от своих снобов-братьев, был достаточно умен и обходителен. Не удивительно, что именно его послали с такой «деликатной» миссией.
— К слову о верной стороне, — не меняя тона, произнес идальго. — Если бы не тот скользкий удар на Кубе, я бы сейчас разговаривал с капитаном Марко? Не так ли?
— Марко было дураком, а не рыцарем, — неожиданно вспылил Бернардо. — Глупый юнец, игравший в Амадиса Гальского[31]. Сеньор Бароци хорошо знал его отца, только поэтому и взял сопляка в оруженосцы, а точнее в слуги.
— Почему же он сделал его капитаном в обход вашей милости, — едва не улыбнулся Альвар.
— Для магистра важнее те люди, на которых можно положиться. Не сомневайтесь, будь Марко жив, вы бы все равно говорили здесь со мной.
— Значит так.
— Именно, — закончил Бернардо, погасив светильник и шагнув к выходу. — Вам не следует более на меня полагаться, сеньор Диас. У меня один господин — великий магистр.
Рыцарь вышел на палубу, оставив после себя прозрачный дымок. Альвар посмотрел в потолок, туда, где в десяти футах его ждал Синискалько Бароци. Какая честь, должно быть, была ему оказана. Альвар покачал головой и спустился в трюм.
* * *
Прошло двадцать два года, а он никак не мог его забыть. Во снах Альвар Диас снова и снова возвращался к могиле учителя. Это казалось противоестественным, и все-таки идальго был вынужден признать, что иногда сердцем мужчины способна завладеть не только женщина. Хуан де Риверо был ему другом, наставником и отцом. Он открыл для него врата в мир, который так отличался от церковного двора, где Альвар провел детство, зубря латынь и мечтая о приключениях, которые пережил герой его юности — достославный Амадис Гальский. Неужели Хуан был предан? Предан другом, за которого готов был отдать жизнь. Антонио де Вентура никогда его не обманывал, а в юности даже помог добиться милости дона Лопеса де Ойоса, который перевел его из учеников в оруженосцы, тем самым позволив обучаться секретным приемам на несколько лет раньше других. Для ученика это считалось очень престижным. Как мог Диего де Вера назвать его клятвопреступником? Кем был этот бледнолицый андалусец, откуда он все знал и как к нему попал перстень Хуана?
