Гиллель увлекся алхимией с детства, но никогда не пытался заниматься такой ерундой как «излечение неблагородных металлов» или выращивание гомункулуса. Насколько он знал, Иоганн тоже. Однако оба утверждали, что знают секрет создания философского камня или хотя бы догадываются о нем. Какой уважающий себя алхимик признается в обратном? Однако, взглянув правде в лицо, надо признать, что мистический камень никому не подвластен и никогда не будет найден. Моше[20] и тот преуспел лишь в увеличении массы золота, за счет неблагородных металлов. Сам Моше! Куда уж ему — жалкому конверсо или этому немецкому проныре равняться на вождя народа израильского.
— Какие формы, — тем временем восторгался Иоганн, составляя слова из крошечных литер. — Потрясающая точность. Сам Шеффер позавидовал бы. Ювелир потрудился на славу. Наверное, итальянец. Как вам только удалось достать такой набор?
— Надо отдать должное моему брату Ицхаку и его компаньону Якопо. У ростовщиков большие связи, друг мой. Достанут все что угодно и откуда угодно.
— Да и сам станок неплох. Научились, наконец, механизмы делать. Жаль, только состав чернил не меняется. По-прежнему смердят как кусок навоза.
— По-твоему это механизм? Так, жалкое подобие…
— Скажешь тоже. Не забывай, кто его придумал. Кто подарил всему миру печатную книгу. — Иоганн гордо выпрямился и ткнул себя пальцем в грудь, словно это великое изобретение было плодом его мысли. — Мы! Немцы. Может изобретения Леонардо для тебя тоже подобие… чего-то там.
— На твоем месте я бы гордился другим своим предком. Уж он-то на голову выше Гуттенберга и Леонардо.
— Кто же он такой?
— Я слышал, что Леонардо пытался создать человекоподобное существо из металла и дерева, — вкрадчиво молвил Гиллель. — Но у него так и не получилось.
— Потому что это прерогатива господа, а не ученого.
— Отнюдь. Если есть способ вырастить гомункулуса, то почему же нельзя создать механизм, способный подчиняться воле человека. Опираясь на опыт Альберта Великого, я могут с уверенностью сказать, что такое возможно.
— Так вот кто этот таинственный гений, — улыбнулся Иоганн. — И что же Альберт Великий смог создать такое, что не получилось у Леонардо?
— Как раз человеческий механизм. Говорят, что это была механическая девушка, прекрасное создание с кожей из тончайшего стекла. Ходить она не умела, поэтому Альберт держал ее в лаборатории. Девушка пела ему и была обходительней любого существа женского пола. Однажды в отсутствие мастера в лабораторию вошел его ученик Фома Аквинский. Девушка поприветствовала доминиканца, но тот в ужасе схватил со стола армиллярную сферу и разбил прекрасный механизм, посчитав его творением сатаны.
