В манерах Ва сквозила дамская странность, которую некоторые склонны называть придурью. Я же считаю проявлениями нерастраченной энергии, застоявшейся жидкости любви. И не будь этого совершенно страстного какого–то желудочного голоса, пожалуй, с такой девицей было бы интересно пофлиртовать. Легкая тень будущих усов по–своему очаровательна. А тёмные глаза и грива слегка курчавых волос, падающих на лоб в юношеских прыщиках, не могут быть помехой подобному общению.
На ярко–синем, как пасхальное яйцо, небе стояли сверкающие, просто ослепительно сверкучие облака.
— А теперь, Вовс, я вовсе не шучу. Такие дела, милый Вовсе!
— Нам пора находить общий язык, — прошептал он.
И она показала ему язык.
— Я люблю тебя.
— Я тоже.
— То есть ты любишь себя?
— Но тебя сильнее и крепче.
Вовс решил показать её родителям. Он жил в большом доме, где в каждой комнате, называемой кабинетом, день и ночь горели настольные лампы под кепками абажуров цвета морской волны. А по двору ходили куры и разговаривали, возвышая голоса на последних нотах фразы.
Вовс:
Я вдыхал аромат её тайны. Нежное золотое руно щекотало мне лицо. Какого бы цвета ни было руно, оно всегда золотое.
Надевая его, мы, хоть на несколько мгновений, забываем наши невзгоды. Оно согревает нам сердце, очищает его от горечи, а уму и телу даёт новые желания.
Лодочный сарай настежь. По разбросанным по песку валикам и следам толчеи Семивёрстов понял, что катера нет на месте.
— Когда это случилось? — спросил он Терентия, сразу же нарисовавшегося во дворе, едва хозяин ступил в калитку.
— Дак, ничего такого, — подслеповато глядя, говорил старик — одно плечо выше, другая нога короче, худенький и коричневый, как бондарная доска. — Валя это. Дочка твоя. Я для неё открыл дом и всё такое.
Семивёрстову более не хотелось разговаривать. Положил руку на плечо соседа. Постоял в молчании. Буркнул:
— Иди себе. Потом пообщаемся.
Сам пошёл в незапертый домик.
В тамбуре валялись зелёный рюкзачок, мужские кроссовки.
«Что ж это такое деется, милашка?! — занервничал Семивёрстов. — Никак экзамены завалила и теперь прячешься от родительских охов и ахов? Ругаться не будем. Никаких резких движений. Сама она, похоже, не в духе. Лодку взяла, решила проветриться. Она воду любит, катер тоже. А я тут пока соображу, что поесть приготовить…»
Семивёрстов поставил чайник. Открыл погреб. Принёс и залил водой кусок солёного балыка — пускай вымокнет. Уж очень, видать, крутой. Накопал затем картошки. Чистить не стал. Помыл и стал варить в мундирах.
