А её тут искали, с ног сбились. Розыск объявили. А она — вот она!
Но бывает иначе. Ни барахла, ни денег. Синяки да шишки. Но это быстро забывается. Баба — кошка. Живучая. Правда, одна из них попала в вагон с новобранцами. Платить им было нечем, потому и выбросили бедолажную на ходу.
Нашли под насыпью. Помнишь, даже в стихах про такое: «во рву некошеном красивая и молодая».
Но больше пропадали всё–таки мужики. Особенно те, кто послабже. Покусились на мохнатые прелести дам этой семейки и — кто в тюрягу, кто в дурдом, а кто и в домовину от водки или наркоты.
Мужей много, да мало мужчин. Первая жена Пизы.
Нас пугают святоши, а также невежи:
Любострастье — дорожка, ведущая в ад.
Наша жизнь — это рай. Как цветы, наши женщины свежи,
Ароматно–прозрачные, как бриллиант.
Мидия как женщина: сначала сладкая, а потом горчит. Автор.
Внутри Семивёрстова:
— Итак, приземляемся, милая!
— Выпускай шасси!
— Возьми в ансамбль, хозяин!
На Пизу подобострастно глянуло существо, отдалённо напоминающее цыгана. И, правда, всё в нём было по–цыгански: и шёлк, и кудри, и коренастость, несколько испорченная пухлыми ляжками.
— Нет! — ответил Пиза вежливо.
Проситель дёрнулся и стал как–то так, что стало видно: он готов пожертвовать последним, лишь бы попасть на сцену «Афродизиака».
— У меня голос не хуже, чем у Ерика.
— У Ерика сладкий голос — ответил Пиза доброжелательно. — А у меня тут острые блюда.
— Почему ты его не взял? — спросил Семивёрстов, когда клиент ушёл.
— Все толстяки (это у них от неполноценности мужской) патологически неравнодушны к женщинам. Этот просто с ума свихнётся, когда увидит моих девственниц в раздевалке или за кулисами. Кроме того, я не терплю подделку. Все мои дамы знают, что ни парик, ни краска у меня не проходят.
— Причём тут этот цыган?
— Никакой он не цыган. И голос у него ещё слаще, нежели у Ерика. Его голос просто несъедобен.
Пиза скроил гримасу, в центре которой были губы готового расплакаться ребёнка.
У Пизы по–цыгански капризные губы.
И шёлк, и щёлк.
Ерик — сладкоголосый тенор цыганского хора, мировая знаменитость. Гордость Цикадии — Аборигении.
Муст — Вовсу:
— У тебя развязная походка. Ты ходишь, как негр. Зачем?
— Не мелочись, брат!
— И что вы за люди? Смотришь по ящику концерт — там даже дети кривляются. Разве танцы это?! А ведь у нас есть свои мелодии, свои ритмы, свои неповторимые танцевальные формы… Зачем?! Зачем нам учиться чужому, когда наше не хуже?
— Отсталый ты какой–то, брат.
