— Мальчик! — окликнул его Борис Сергеевич.
Мальчишка не убежал. Он выбрался на тропу и, засунув руки в карманы, направился к воротам.
За ним бежала собака.
— Погоди, ты зачем пожаловал?
Борис Сергеевич преградил ему дорогу.
— А что? — спросил мальчишка. — Нельзя?
— Нельзя! Ты кого искал?
— Никого. Я так…
— Как это так?
Мальчишка перестал отвечать. Он не хныкал, как бывает: «Отпустите меня, отпустите». Он шёл с Борисом Сергеевичем рядом, шёл спокойно.
— Кто у тебя в больнице?
— Я так, просто глядел.
Они были уже у ворот.
— Если так, то это тебе не цирк, — сказал Борис Сергеевич. — У нас — больница.
— Буян! — крикнул мальчишка, и лохматый псина выбежал на дорогу. Мальчишка остановился.
— Иди, иди, я тебя не задерживаю.
Борис Сергеевич дальше ворот не пошёл. И мальчишка не торопился. Он шёл вслед за Буяном.
Только когда они скрылись, Борис Сергеевич догадался: «Это Кижаев! Василий Кижаев!»
* * *
Кижаев пришёл в больницу сам. В больничном дворе он заглядывал в каждое окно. Видел койки. На койках люди — кто лежит, кто сидит. Видел одного мальчишку с завязанными ушами. Наверное, приехал издалека. Был он почему-то злой и погрозил Кижаеву кулаком.
Василий не думал о том, что он скажет Бодрову, когда его увидит. Он просто хотел его повидать, а повидать не пришлось. Обидно было. А длинный, в пальто, накинутом на плечи, сказал ему про цирк — наверное, подумал, что Василий просто-напросто дурачок какой-то.
Василий шёл по дороге не оглядываясь.
— Домой! — крикнул он Буяну.
Буян сначала радовался — домой идём! Даже прыгал. Но когда Василий свернул от моста на незнакомую дорогу, Буян заскулил, поджал хвост и нехотя поплёлся за хозяином.
Василий шёл, шёл, и вдруг прямо перед ним появился дед.
— Так… — сказал Василий Андреевич, оглядев внука. — Цел, невредим. Почему же ты, Сусанин, не в ту сторону пошёл?
Дед спрашивал строго. Василий молчал.
— Ну что ж, повернём к дому, — сказал дед. — Время позднее. Погода неподходящая.
Буян, как услыхал «к дому», поднял уши и побежал впереди.
Только когда поднялись на крыльцо, дед стал выговаривать:
— Темно, а я тебя с обеда ищу! О матери ты подумал? Она — «Васенька, Васенька», а ты?.. Я тебе ещё устрою разъяснение!..
Мать хлопнула форткой и отворила дверь.
— Пришли!.. А я обед грею, грею… Жду, жду… Озяб? — спросила она Василия.
— Ты бы меня пожалела, — сказал дед. — Чего ему, твоему Васеньке, сделается?
Мать засуетилась, захлопотала. Налила им горячих щей.
— Гляжу, понимаешь, — рассказывал дед за столом, — идёт, гуляет, без дружков, без товарищей…
