После меня еще несколько парней брали ружье, но они стреляли неважно.
Подошла очередь Семи. Он смотрел уверенно, вид у него был бравый, фуражка лихо сдвинута на затылок.
Три выстрела сделал Семи — три раза угодил в яблочко.
— Семи, ты ли это? — удивился дядя Макар. — Глазам не верю!
И Олена смотрела на Семи с улыбкой.
Ну, а уж дядя Макар, само собой, не промазал.
Нам троим — дяде Макару, Семи и мне — вручили первые премии. Потом я и Семи признались, что каждый выходной учились стрелять в лесу.
— Давайте, ребята, организуем стрелковый кружок, — предложил дядя Макар, — чтобы каждый комсомолец нашей деревни был готов к защите Родины!
1935
Кедра Митрей
БЕРЕЗОВЫЙ СОК
Слаще меда ребятишкам березовый сок.
Каждую весну по слякоти и талой воде бегут они взапуски в рощу с топорами и туесками в руках. Выберут березу потолще, острым топором надсекут кору, загонят в ствол обломок серпа, к нему привяжут нитку. И дерево каплю за каплей точит в подставленный туесок свою густую прозрачную кровь…
Приближается весна. Снова побегут ребята за соком. Подумал я об этом, и припомнилась мне грустная повесть, которую я услышал от одной старой березы. Я хочу пересказать эту повесть вам, ребята.
«Выросла я на веселой солнечной поляне, — так начала свой рассказ старая береза. — Мне было лет десять или двенадцать, когда однажды на поляну пришли люди. С тех нор минуло полтора века, но я и сейчас помню тот страшный день. Мои глубокие корни люди обрубали топором, выдирали руками, били меня по стволу тяжелой колотушкой. Как мне было больно! Потом меня вместе с другими молодыми березками пересадили к большой дороге.
Земля там оказалась каменистой, я долго болела, пока мои корни прорастали вглубь. Некоторые мои подружки так и засохли молодыми. Другие, переболев, кое-как все же прижились на новом месте.
Чего только не насмотрелась я за то время, что стою здесь, у дороги! Если бы рассказать обо всем, мне пришлось бы без умолку говорить лет десять подряд…
В старину неподалеку отсюда стояла удмуртская деревня. Мимо нее гнали в Сибирь закованных в кандалы арестантов. Жильк-жильк! — гремели железные цепи, слышались стоны и заунывные песни.
В страхе ушли удмурты подальше от большака и в лесу поставили новую деревню. Но потом те, кто посмелее, стали возвращаться на прежнее место. С тех пор деревня постепенно разрастается и подбирается ко мне все ближе и ближе…
Было время, когда мимо меня возили в цареву казну сибирское золото. Что ни день, несколько саней, груженных золотом, проносилось со свистом по дороге. Несдобровать, бывало, встречному мужику, если не успеет он спрятаться в придорожный сугроб: изобьют кнутами до крови.
