Говорила и сознавала, что предает не только малознакомого подьячего, но и благодетеля своего, воеводу. Вельможам станет ясно: допускает Воейков в своих владениях непорядок и самоуправство. Однако надо было спасать себя. Она изо всех сил старалась представить опыты подьячего посмешнее. Сообщила, что тот, недавно человек очень состоятельный, скоро по миру пойдет из-за своего пагубного занятия. На все сбережения, говорят, купил роскошный шелк, какой и на платье не каждая дворянка возьмет. Он же смастерил из него очередной шар и отправил путешествовать по воздуху любимую собачку супруги.
Странные всхлипы послышались при ее последнем сообщении. Она подняла голову – плакала императрица. Дурка в голос вторила ей. О господи!
– Собачку жалко! – пояснила дурка и размазала по щекам слезы. Лицо ее обезобразилось красными и черными разводами. Вельможи неуверенно хохотнули.
– Не о собачке я, – не дала им рассмеяться императрица, – от умиления, от радости. Как же умен, как же настойчив наш русский мужик! Состояние на мечту потратил! И ни у кого ничего не попросил, заметьте. А мечта-то не только его. Я бывало тоже… Да все мы… Какие перспективы нам открываются, а! Но о них мы еще поговорим. Сейчас не время и не место. Сказительница наша, чай, умаялась уже. И, обращаясь к ней, добавила: – Ты меня очень порадовала, Никаноровна.
«Почему Никаноровна?» – оторопела она, но смолчала: хоть горшком назови, да в печку не сажай.
– Как зовут этого подьячего? – спросил граф Бирон.
Ей показалось, он принял ее рассказ за чистую выдумку, и под его недоверчивым взглядом она брякнула:
– Фурцель.
– Фурцель? – поморщился Бирон. – Какая фамилия отвратительная. Как это по-русски будет?
– Вонючка! – подсказала дурка и радостно захихикала. – Бог шельму метит.
– Фамилия фамилией, – продолжал граф, – да, выходит, герой наш не есть русский. Я так и полагал, что…
– Да какая разница! – перебила недовольно императрица. – Все равно он россиянин, наш подданный. И нелепые его опыты суть событие первостепенного значения. Не здесь надлежит о них говорить.
Императрица замолчала, задумалась. Остальные не решались заговорить. Дурка строила рожи, делала кому-то знаки, но никто не принимал их на свой счет.
– И чего это воевода ни словом не обмолвился? – произнесла наконец императрица и сама же ответила: – Не решился о незавершенном предприятии рапортовать. Чтобы не огорчить нас в случае неудачи. Ведь, чаю, подьячий этот скоро следом за собачкой пустится. И мы сделаем вид, – размышляла она, – что ничего, ничегошеньки не знаем. Случится, не дай бог, с ним что – мы знать не знаем и горя не ведаем. Добьется задуманного – там видно будет…
