Волонтер хотел вскочить, но бреннвин словно привязал к скамейке. Змея о трех головах коварно ухмыльнулась. Ворон едва не выронил ключ.
– Спасибо за хлеб-соль! – Волонтер рывком поднялся.
– О, подожди! – Бьерн схватил волонтера за предплечье, заговорил по-русски: – Я хотел сказать… Вчера Маркитка так пел, так пел!
– Какой Маркитка? Мастридия, что ли?
– Да!
Когда швед волновался, он путал род и падежи, хотя обычно по-русски говорил вполне прилично. Разве что выговор выдавал в нем иностранца.
– Я слушала его и вспомнил один наш легенда. Викинги перед дальним походом проклинали родную землю и любимых женщин. А женщины тогда пели. Взывали к Одину, богу. Просили, чтобы он милостив был к уплывающим, вывел их на тучные земли, дал новых и верных супруг. И Маркитка пел и молил за тебя.
– Глупости! Она девчонка совсем.
Волонтер взбежал по лестнице. Хозяин, пошатываясь, последовал за ним. Нетвердой рукой принялся отодвигать засовы, сбрасывать цепочки. И между делом произнес тихо:
– Маленький Мастридка имеет большое сердце.
– Опять перепутал род! – И эта ошибка напомнила волонтеру, как волновался швед в Борках при подьячем, и все отмахивались от него, так и не выслушали. – А что ты хотел сообщить нам третьего дня? – спросил уже с порога.
– А-а, я хотел прибавить к вашему ученому разговору, что Бьерн по-шведски медведь. Береза – бьерк, тоже медвежье дерево.
– Ну и дела! – только и воскликнул волонтер. Он опаздывал. Глотнув свежего воздуха, вспомнил, что ему все-таки нужно на заставу, с утра спросонья перепутал дни, нынче ввечеру ему заступать. Хорошо, что ввечеру!
Глава X
Вечеря Мастридии и драгоценная луковка
радостном расположении духа он быстро шел по людным в это время улицам. Встречные посматривали на него с веселым удивлением. Какая-то шустрая бабенка, из деревенских, вдруг захохотала и покрутила пальцем у своего виска. Тут только волонтер заметил, что не снял нелепой одежонки алхимика. На голове каким-то образом оказался колпак, хоть он и не помнил, что надевал его. Пришлось нырнуть в подворотню гостиного двора. От ее каменных, замшелых стен разило псиной и мужиками. Как тут было не добавить своего запаха.
Покончив с неотложными делами, волонтер двинулся дальше. Шагал без головного убора, что было для его лет явлением неподобающим. К тому же отягощал уж вовсе безобразящий мужчину сверток – ни дать ни взять дитя в пеленках.
Шапкой он разжился у сменщика. Вместе они выкурили по трубке, поругивая, как обычно, полицмейстера. Потом сменщик по привычке и не очень охотно отправился на кружечный двор, то есть в кабак, пополнять государеву казну. С ведра проданной водки государству шло десять копеек. Ведро стоило восемьдесят шесть копеек. А закуска к нему, свиное мясо – сорок восемь копеек. Только никто мясом на кружечных дворах не закусывал. Да и водку пили зачастую в других местах, там, где подешевле.
