О своем разговоре с Николаем Афанасий не рассказал даже Екатерине Матвеевне, еще больше затаился, надеясь, правда, в душе, что Николай все же доложит начальству насчет моря — и рыбу еще как-либо спасут.
А мартовское солнышко между тем долго себя ждать не заставило. Словно наверстывая упущенное, оно выкатилось на небо, веселое, помолодевшее за зиму, быстро разогнало низкие февральские тучи, обогрело дома и землю.
В лесу в это время все оживало, возвращалось к жизни, Начинали тенькать синицы: «теле-воз, теле-воз, бросай сани — бери воз», по-новому стучали в своих кузницах дятлы, готовились кочевать дальше на север снегири. По утрам на лесных опушках было синим-сине от весеннего, настоянного на хвое и молодых березах воздуха. Дышишь этим воздухом и никак не можешь надышаться, никак не можешь стронуться с места, чтоб идти в темнеющую глубь сосновых боров и ольшаников.
Афанасий просыпался теперь особенно рано, седлал Горбунка, и они отправлялись с ним в объезд. Горбунок с удовольствием ломал копытами хрупкий кружевной лед на лужах в ручьях, пускался иногда веселой рысью, пофыркивал, звенел уздечкою.
Море оставалось у них за спиной. Они старались на него не оглядываться, старались не слушать, как кричит над ним, предчувствуя скорую добычу, воронье, как перекликаются друг с дружкой рыбаки, которые тянулись теперь к морю с самого раннего утра…
С каждым днем эти крики и эти переклички становились все громче, все слышимей. Иногда они даже будили Афанасия раньше намеченного срока. Он поднимался, выглядывал в окошко на море в надежде, что, может быть, за ночь там что-либо изменилось: прошел от края до края ледокол или начальство наконец-то установило диковинные машины-аэраторы, чтобы те пробивали водой лед.
Но ничего на море не менялось. Занесенное снегами, теперь уже по-мартовски почерневшими, рыхлыми, оно беспомощно плескалось подо льдами, не в силах сломать их, не в силах спасти всех своих подводных обитателей.
Володя на лед не шел. Он отсиживался дома, мрачный и несговорчивый. Афанасий пробовал его расшевелить, звал на море:
— Давай сходим. Может, сообща что и придумаем, время еще есть.
— Никуда я не пойду! — отказывался Володя.
— Ну, и что, пускай все гибнет?
— Пускай, — еще больше мрачнел Володя и убегал в боковушку к Петьке. Но через минуту он выходил назад и садился напротив Афанасия: — Я, знаешь, что сделаю?
— Что?
— Достану тола да как рвану!
— Не смей! — тут же вмешивалась в разговор Надежда. — Если рванешь, я сразу уеду домой.
