— Да там этого воздуху, — отбивался он от Екатерины Матвеевны, — дышать не передышать.
— Летом вы тоже хорохорились, — не очень-то слушала его Екатерина Матвеевна, — рыбника хотели попробовать…
— То летом, а то зимой, — не сдавался Володя. — Теперь ни комарья тебе, ни жары. Одни только мороз да солнце!..
— Будет вам и мороз, будет и солнце, дождитесь только марта.
А его и ждать-то оставалось всего ничего. Январь был уже почти на исходе, а февраль, как известно, месяц короткий, недолговечный, хотя и лютый. В Старых Озерах в феврале обычно морозы держались крепкие, трескучие, но и весна уже давала о себе знать. Глядишь, выпадет неделька оттепелей, с крыш сразу закапает, окошки оттают, а с юга из-за Великих гор дохнет вдруг чистым и свежим воздухом…
Но в этом году словно кто заколдовал. За весь февраль ни единой оттепели, ни единой капли с крыш. Март уже был не за горами, а морозы не унимались: что ни день — то за тридцать градусов. А тут еще повалили снега, да такие, что Афанасий каждое утро с трудом пробивал настоящие тоннели от порога к сараю и калитке.
От этих снегов льды на море осели, прогнулись, и рыбе стало совсем невмоготу. Афанасий несколько раз прокручивал коловоротом лунку, выбирая место подальше от берега, где раньше была река, чтоб проверить, как себя чувствует рыба, осталось ли у нее хоть немного воздуха для дыхания. Чувствовала она себя, судя по всему, плохо. Не успевал еще Афанасий вынуть коловорот и пробить пешней лунку побольше, как рыба тут же устремлялась к поверхности, ходила возле проруби стаями, почти не обращая внимания на Афанасия. Казалось, еще немного — и она сама начнет выпрыгивать на лед. И это на самой стремнине, где течение хоть слабо, но все-таки еще шевелилось! А что же тогда делается у берегов на занесенных снегами заводях?!
В один из таких февральских проверочных походов на море Афанасий выловил пару рыбешек, положил их на рукавицу и стал наблюдать. Рыбешки лежали квелые, бездыханные, совсем как тот летний отравленный окунек. Не давая им замерзнуть, Афанасий склонился над прорубью и торопливо выбросил рыбешек назад в воду в расчете на то, что они еще, быть может, как-либо выживут, дотянут до весны, до ледохода. Из проруби дохнуло на него гнилью, тиной и еще каким-то мертвым, застоявшимся запахом. Афанасий поспешно отпрянул, поднялся и отошел подальше. Теперь уж сомневаться не приходилось: еще денька два-три, от силы неделя, и ничто уже не спасет загнанную подо льды, лишенную воздуха рыбу… То, чего не доделали морозы и снега, доделает солнышко. Припечет по-мартовски ярко, раскатисто, начнутся испарения, и последний воздух в стоячих морских водах истает.
