Конан и Слуга Золота | страница 41
Они и ему нужны всё время.
Но — странное дело. Денег и золота в сокровищнице как будто не уменьшилось.
А, вроде, даже, наоборот! Боташ сам видел большую, явно новую, кучу в дальнем углу хранилища, когда однажды днём рискнул через дверь заглянуть туда.
Может, такова плата чёртовой твари за услуги, которые оказывает ей Хаттаф — тьфу ты! — бек?! В таком случае Боташ почти не имеет возражений на её дальнейшее пребывание в подземельи. Если груда золота и вправду будет расти такими темпами, скоро он сможет нанять туранскую армию, и сам завоюет весь этот осточертевший Аргос! Чтобы уже его короли были унижены, сломлены, и исчезли навсегда! Какая приятная реваншистская мысль… И, главное, становящаяся день ото дня всё реальней!
Ах, деньги, деньги!.. Деньги.
Подумаешь, несколько жертв. Да в пьяных драках в одной столице за какой-нибудь месяц их — его никчёмных глупых полунищих подданных — гибнет больше, чем монстру понадобилось бы на целый год. Нет, такой золотой обмен ему… выгоден.
Да и город станет заодно… хм… Чище!
Нет, если подумать трезво, конечно, молодец всё-таки этот Хаттаф.
При всём презрении, которое султан питал к ничтожному смерду, он вынужден был признать его незаурядные организаторские способности. Ведь монстр ублажён. И в городе тихо. Значит, всё остаётся, и останется — милостью Мирты Пресветлого — шито-крыто! А в случае чего — он, султан, здесь совершенно не при чём… Всё сделано по указам его зарвавшегося советника. Уж фармоны-то нового вельможи его крючкотворы-законники подправили так, словно он и правда, не при чём. Правильно: он же ни о чём не знал! Даже не догадывался.
Да, на роль крайнего этот сопляк Хаттаф — мать его! — бек, подходит хорошо. Безродный выскочка не может рассчитывать ни на чью поддержку. Кроме… Н-да. Поддержка монстра стоит, конечно, любой людской протекции. Но…
Вот если бы чудовища не стало… Если бы существовал — безопасный для султана! — способ разделаться навсегда с ужасной тварью, и… И чёрт с ним, с его золотом! О! Он бы потерпел и чёртов Аргос…
Ядовито ухмыльнувшись, Боташ подумал, что для ненавистного Хаттафа его заботы и хлопоты всё же не проходят даром: глаза нового фаворита ввалились, в них появился нездоровый фанатичный блеск. Сам советник по особым делам осунулся и похудел, спина как-то ссутулилась, и даже нос заострился, словно у хищной птицы.
Но непомерное властолюбие и амбиции так и прут из него. Уже почти все приближённые и вельможи Боташа так или иначе жаловались на те, или иные действия, слова или манеры смерда-выскочки, стараясь тем или иным способом воздействовать на султана. Чтобы, значит, сместил, а лучше — казнил много о себе возомнившего молокососа!..