Уолтер. Идите и полежите немножко. (Поддерживая Соломона, направляется с ним к дверям спальни.)
Соломон. Зачем вы так беспокоитесь… (Останавливается и указывает на свой лежащий на столе портфель.) Доктор, пожалуйста, если вам не будет трудно — там плитка шоколада. Это мне помогает.
Уолтер подходит к столу и лезет в портфель.
Я очень здоровый человек, но мне каждый день нужно немножко подремать.
Уолтер вытаскивает из портфеля апельсин.
Апельсин не нужно — там на дне шоколад.
Уолтер вытаскивает плитку шоколада.
Вот умница!
Уолтер(возвращается к Соломону и помогает ему дойти до спальни). Пустяки, идите спокойно, не торопитесь…
Соломон. Со мной уже все в порядке, пожалуйста, не беспокойтесь — вы замечательно приличные люди!
Они скрываются в дверях. Виктор, взглянув на зажатые в руке деньги, кладет их на стол и поверх них кладет рапиру.
Эстер. Почему у тебя такой извиняющийся тон?
Виктор. Когда? С кем?
Эстер. С этим стариком. Он что, сразу же начал с тысячи ста? Виктор. А почему ты уверена, что прав Уолтер? Он просто сказал первое, что ему пришло в голову.
Эстер. Это пришло в голову не только ему, но и мне. Ты хоть пытался выторговать у старика лишнюю сотню?
Виктор. Я никогда не умел торговаться и не собираюсь учиться этому сейчас.
Эстер. Это ниже твоего достоинства. Знаешь, Виктор, хватит! Нам уже не двадцать лет! Нам нужны эти деньги!
Виктор. Продал и продал, и довольно об этом. Ты иногда начинаешь говорить со мной таким тоном, словно я вообще ничего не знаю и не понимаю.
Эстер. Ну, что ж, все-таки ты получишь целиком хотя бы эти деньги. А Уолтер очень изменился. Даже удивительно.
Виктор. Да, пожалуй.
Эстер. Просто ангел! Даже смеяться стал!
Виктор. Как он смеется, мне случалось слышать и раньше…
Эстер. По-моему, у тебя что-то на уме… Или мне это показалось?
Виктор. Мне надо еще подумать.
Эстер. Ты что, хочешь отказаться от его доли?
Виктор. Я же сказал: хочу подумать…
Эстер. Скажи мне прямо: ты берешь его долю или нет?
Виктор. Эстер, я звонил ему всю неделю без передышки. Он даже не соизволил подойти к телефону. А теперь является сюда, улыбается и, очевидно, ждет, что я упаду в его объятия. А я не могу вести себя так, словно ничего не случилось. И ты не будешь, слышишь? И нечего расстраиваться. Мы пока еще не умираем с голоду.
Эстер. Чего ради ты так упираешься, никак не могу понять!
Виктор. А ты думаешь, все уже списано и забыто? Слишком быстро, малыш! У меня на плечах лежат двадцать восемь лет всякой всячины, и я еще не скинул их за те десять минут, что он здесь.
