Когда любят, не задают вопросов. Я его уже задал. И имя ее не равняется занозе в сердце. «Русый — подлец», написал я на столе в аудитории, но слова остались словами, не став чем–то ощутимым, не укусили меня. Не «торкнули».
Я ее (не) люблю.
Боже мой, как скучно с этим «не»! Как все разбило и испохабило это «не»! Маленькое злобное «не».
А я вообще почти ни с кем толком и не спал. Не больше двух раз с каждой из мимолеток. Неинтересно. Сначала, конечно, со всеми подряд, с моей симпатичной рожей мне это легко позволялось. Всякие были — и рыжие, и блондинки, и естественно, готички. Садистки долбанные — ну скукота, автоматика, унизительные действия будто по сценарию или обязанности. Они знали, что делают! Какая гадость — они знали. Это пошло, когда осознанно. Не от души.
— Русый, я тебе одну вещь скажу…
— Да, Яна?
Она произнесла это так, будто уговаривая себя не волноваться и не торопиться, а самой так и хочется разделаться поскорее. Я‑то знаю подобное ощущение! Иначе б она не позвонила мне вчера, и не просила бы придти сегодня сюда, на «Юбилейный». Она бы не просить — велеть должна. Но это ее мучает, и она ёжится сейчас от холода в тонкой куртке. Я выскочил из тролля ровно в назначенный срок — она уже кусала губы на крыльце ДК в ожидании.
Смотрю на нее, как она жмется, не решаясь вывалить все сразу, и ее нервность передается мне.
— Что, ну что же? Яна!
— Стас, я нашла могилу твоей матери.
— …? Яна…?!
— Да, я понимаю, я резко это все сказала, но в общем… Ты прости, что я так, но это правда.
— Я — на… Господи! Гос–по–ди!
Слезы задушили последние слова, небо опрокинулось, закачавшись, и упало бы на меня, но что–то не дало. Я поднял голову к нему, умоляя раздавить меня, и горячие слезы побежали по щекам. Хлынул обжигающе–ледяной дождь. Яна, ты не врешь?
Сон, такой серый и прозрачный. И тяжелые холодные капли пощечинами по лицу. Мира не стало. А потом он родился вновь, взорвавшись звуками, запахами, дождевой водой. Она здесь, Ведьма не обманула меня.
— Где это? — спросил тихий голос, похожий на тот, что был у меня когда–то. Или не был совсем?
— На Южном кладбище. Ее звали…
— Тихо, не надо! — я приложил пальцы к ее губам.
— Не все сразу, ты растопчешь меня! — и резко повернувшись к остановке поволок ее: — Поехали!
В салоне «рогатого» я сообразил, что уже достаточно поздно, и постепенно густеют сырые сумерки, и Янка не доберется оттуда домой, и на кладбище в такое время не ходят.
Но Янка переночует у меня — я посмотрел на нее, она кивнула, — а я до утра не доживу, я должен, мне необходимо прямо сейчас побывать там!
