Кроме пыли, головной боли и озноба, весной и летом ветер, дующий из самой глубины полуострова, приносит еще и головокружительный запах горькой полыни и томный аромат ночных цветов, будоражащий кровь и вызывающий видения. И начинается бессонница. И огромные темные бабочки исполняют магические танцы в густом свете уличных фонарей. И по узкой полоске пляжа, усеянного гниющими водорослями и распахнутыми раковинами мертвых мидий, бродят неприкаянные души самоубийц и утопленников, прячась от ритмично вспыхивающего желтого луча. Маяк. Если приглядеться, можно угадать его очертания в фосфоресцирующей темноте горизонта…толстые рыбы, сонно вращая прозрачными плавниками, жмутся к скалам, вокруг которых в зарослях сияющих ламинарий висят стаи креветок…
2.
Как все стоящие революции — «бумажная революция» в Денизли грянула совершенно неожиданно.
Почти никто не ждал ее. Почти никто не думал о ней. Словно приблудная собака, она родилась незаметно и тихо в то самое время, когда ничто, казалось, не предвещало ее рождения. Еще накануне вечером город жил своей привычной жизнью, изо всех сил стараясь приспособиться к экономическому кризису и безвластью, поразившему всю новоиспеченную страну. То и дело гасло электричество, в банках не было наличных денег, цены росли каждый день. И вечерами, при свете керосиновых ламп, жители Денизли как фантастические романы читали столичные газеты, в которых скупо говорилось о войне, уже вовсю бушующей на западных границах, и многолюдных манифестациях. Но, положа руку на сердце, кто из них тогда мог предполагать, что жаркие баталии в столице когда–нибудь докатятся и до здешних пределов?!
Революция родилась 22 марта, на злополучные мартовские иды, когда земля смешивается с небесами, и сновидения обретают силу пророчеств, и запах тления — терпкий и одуряющий — запах влажной земли, пробуждающейся к новым рождениям, невидимым покрывалом зависает над плоскими крышами города. Она началась с того, что рано утром на площади перед зданием мэрии, обсаженной синими кремлевскими елками, собрались активисты местного отделения ФНС — Фронта Национального Спасения — все сплошь в одинаковых черных пальто из драпа.
Их заметили не сразу. Медленно рассеивался горький утренний туман, и из клубящегося марева постепенно проступали их суровые пергаментные лица и гордо поднятые воротники. Они стояли, плотно прижавшись друг к другу, эти повивальные бабки Революции, в полуметре от каменных ступеней мэрии, и глаза их, по выражению одного местного поэта, «источали радиацию». Конечно же, их было ровно двенадцать, собравшихся тем ранним утром на пустынной полукруглой площади. Двенадцать праведников, двенадцать апостолов, двенадцать имамов — тринадцатый надежно скрыт до поры — неподвижно стоящих под мелким моросящим дождем. И это было удивительно и странно, потому что до того дня никто в Денизли до конца не верил в существование этих людей.
