Что хотела мне сказать мать за несколько дней до смерти? Я знал, что она звонила мне из больницы — именно тогда, когда я к ней ехал.
— Ты прослушал мое сообщение? — спросила она. — Я записала на автоответчик.
— Я не мог прослушать, я уже вышел из дома.
— Тогда не слушай. Не хочу, чтобы ты это услышал.
— Почему, мама?
— Потому что я очень тебя прошу. Обещаешь?
Я пообещал. Когда я вернулся домой, на телефоне мигал красный огонек автоответчика. Я не стал слушать сообщение. Перемотал пленку, вынул из аппарата кассету, положил ее в конверт и спрятал в письменный стол.
Одиннадцать пятьдесят девять.
Я припарковал машину и бегом бросился к отцу.
На третьем этаже из-за дверей квартиры, в которой глухая как пень старушка с утра включала радио на полную громкость, я услышал сигнал времени.
Двенадцать.
Отец, готовый в дорогу, ждал меня на пороге открытой двери.
— Наконец-то! — сказал он. — Слава богу. Я уж думал, ты опоздаешь.
Я потопал ногами, стряхивая с туфель снег. Запыхался, пока бежал, и должен был отдышаться.
— Почему ты так думал? Я ведь сказал, что буду ровно в двенадцать.
— Сказать всякое можно… — отец махнул рукой.
После бессонной ночи выглядел он ужасно. На бледном, с запавшими щеками лице проступили красные прожилки. Глаза, обведенные темными кругами, лихорадочно блестели. Он часто дышал, шумно втягивая ртом воздух.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил я.
— Превосходно. А с чего бы мне чувствовать себя плохо?
— Вид у тебя не бог весть… Может, стоит все это перенести?
— Перенести?! Да ты с ума сошел, — лицо отца моментально побагровело. — Перестань, наконец, действовать мне на нервы! Хотя бы в такой день.
— Спокойно, пап, — сказал я.
Отец посмотрелся в зеркало. Поправил галстук с эмблемой кадетского корпуса — половинкой солнечного диска. Металлической расческой провел по волосам, а потом проверил, взял ли ключи и бумажник. На лацкане его пиджака я заметил миниатюрную копию Креста за заслуги.
— Пошли! Чего ты ждешь? — Он снял с вешалки пальто.
Я вошел в прихожую — помочь ему взять пакеты.
В квартире висел запах горелого. Вероятно, отец до поздней ночи пек в электрическом чуде печенье. Чудо с незапамятных времен было испорчено, но отец не позволял его выбросить и всякий раз перед использованием раскручивал крышку, чтобы поправить спираль, которая вылезала из защитных асбестовых бусинок, отчего происходило короткое замыкание либо чудо раскалялось докрасна.
— Возьми это! — указал он мне на фирменную коробку с тортом, купленным у Бликле
