Личинки мясной синей мухи, смесь: картошка, пшеничный хлеб, шафран.
Рыб — 0.
Очень низкий уровень воды, Висла пересыхает.
Календарь на тысяча девятьсот девяносто пятый. Сорок четыре года и новая страсть — биржа ценных бумаг. Записи после каждой сделки: покупка или продажа, акции, количество, курс, комиссионные, потеря, прибыль.
Запись от 21 октября:
Покупка — «Торговый банк» 50 штук по 247 злотых.
Комиссионные — 100 злотых.
Продажа — «Рафако» 300 штук по 25 злотых.
Комиссионные — 120 злотых.
Прибыль — 370 злотых.
В большинстве календарей странички были пустые. Иногда, раз в несколько недель или месяцев, появлялся какой-то адрес, фамилия, номер телефона или пара слов, которые спустя годы, как правило, уже ничего мне не говорили.
Но когда в ежедневнике за тысяча девятьсот восемьдесят первый год мелькнула запись от середины декабря:
«Босиком и на коленях…» (Мать восхищена)
— я сразу вспомнил, о чем речь.
В первые дни военного положения мать находилась под огромным впечатлением от проповеди, которую примас Польши произнес в одном из варшавских костелов. Отпечатанный на стеклографе текст я нашел на улице, шрифт был такой бледный, что мать не могла ничего разобрать даже в очках. Проповедь целиком она уже выслушала раньше по радио «Свободная Европа», но попросила один фрагмент прочитать ей вслух.
Я начал сначала:
Дорогие Братья и Сестры!
«Военное положение» застигло нас, ошеломленных, сегодня на рассвете, к вечеру мы убеждаемся: это что-то грозное, и спрашиваем: что будет дальше, что будет завтра? Как нам себя вести?
Следует смиренно признать, что только Бог, который есть Властелин грядущих времен, в точности знает, что будет с каждым из нас завтра, через неделю, через год.
Военное положение вводит новые суровые законы, отменяющие прежние гражданские свободы. Невыполнение приказов властей может привести к жестким карательным мерам, вплоть до кровопролития, поскольку власти…
— Это пропусти! — нетерпеливо перебила меня мать. — Читай про то, как он собирался молить босиком и на коленях.
— Погоди, мам, сейчас я до этого дойду…
Фрагмент, которого она не могла дождаться, как раз начинался:
Церковь защищает каждую человеческую жизнь, то есть и при военном положении будет где только можно призывать к недопущению братоубийства. Нет ценности большей, чем жизнь человека. Потому я сам буду взывать к рассудку, даже если обреку себя на оскорбления, и буду, даже если мне придется идти босиком и на коленях, молить просить: сделайте все, чтобы поляк не поднял руку на поляка.
