— Что ж ты, брат, в Самохину из трубки плюёшь? — спросил у него Воротников.
— А она дура.
— Ну да, — качал головой Воротников. — Она дура, а учится на одни пятерки.
— А мне папа говорит, что можно в школе быть круглым отличником, а в жизни — круглым дураком.
«Прав папа», — подумал Воротников.
— Сергей Сергеич, а вы знаете, как вас в школе прозвали?
Воротников не знал.
— Хорёк… До свидания, Сергей Сергеич.
— Хорёк, — вслух повторил Воротников.
Жена после ухода гостя вспоминала: «А ведь он ухаживал за мной в девятом классе. Сейчас бы жила в Москве, ездила б на кинофестивали…» Обстановка квартиры казалось ей убогой. Жизнь — серой.
Ужинали. Закипал чайник. Из крана капало.
— Когда же придёт этот слесарь, — раздражалась жена.
— Знаешь, как меня в школе прозвали? — старался говорить весело Воротников. — Хорьком.
Весело не получилось.
— Разве я похож на хорька? — кисло улыбался Воротников.
— Не знаю. Я никогда не видела хорьков.
С телеэкрана неслась реклама: «…удобно располагается внутри вашего тела»
«Вот и ещё один день», — думал Воротников.
Он раскрыл тетрадь. Каждый вечер он делал в ней одну и ту же запись.
«ПОШЛИ ВСЕ НА ХУЙ!» — крупно написал Воротников.
Ночью приснилась директриса. Она плевалась из трубки жеваной бумагой.
У Пирожкова была жена — Лизочка. Он её очень любил. Были у него и маленькие дети — Санечка и Анечка. Он их тоже любил, но меньше, чем Лизочку, и на расстоянии. Дети жили у тёщи.
Как–то раз Лизочка и Пирожков сидели у себя дома, уютно устроившись на диване. За окном падал снежок. Лизочка вязала Пирожкову свитер, а Пирожков, макая горячие блинчики в клубничное варенье, пил чай.
— Примерь ещё разок, — просила Лизочка.
— Ну сколько можно, — деланно ворчал Пирожков, с удовольствием примеряя перед зеркалом свитер.
— Тебе будет в нём тепло и удобно, — говорила довольная Лизочка. — Снимай.
Пирожков возвращался к чаю с блинчиками.
— А знаешь, дорогая, — улыбался он, — как только ты закончишь вязать этот свитер — так сразу и умрёшь.
— Виталя, — сказала Лизочка дрогнувшим голосом, — зачем ты это говоришь? Ведь всё, что пожелаешь другому — обязательно сбудется.
— Ну, дорога–а–я, — посмеивался Пирожков. — Я же пошутил.
— Ты пошутил — а мне умирать, — расплакалась Лизочка.
Пирожков, несколько сконфуженный, принялся её успокаивать.
С того дня Лизочка сделалась печальной. Сидит молча в уголке дивана и свитер вяжет. И уже совсем немножко ей оставалось.
Между тем близился Новый год. Город украсился яркой мишурой. Тёща привела Санечку с Анечкой. Пирожков купил пушистую ёлку. Вечером все вместе её наряжали.
