— Я воспринимаю это как нет, — рассмеялась она. — Ну, так давай, попробуй, малыш. Посмотрим, как ты тогда заговоришь.
Так как я все еще и не думаю двигаюсь с места, девочка наклоняется ко мне, закрывает глаза и прижимается губами к моим. Я весь напрягся. Они гораздо мягче, чем я ожидал — собственно, я вообще не знаю, чего я ожидал. Конечно же они будут мягкими. По моей спине аж мурашки побежали. Что же мне делать? Пошевелиться? Закрыть глаза или открытыми держать? Какое-то время я просто стою и держу губы плотно сомкнутыми. Может быть мне нужно последовать её примеру. Так я и поступаю. Начинаю осторожно целовать её в ответ. Через какое-то время это уже не кажется таким трудным… Я даже расслабился, позволив моим мыслям вращаться вокруг факта о том, что я целовался со старшей девочкой. Мои руки застыли. Я не чувствую своих ног.
Она отстраняется. Хотя она так и не отпускает мою руку, но хватка немного ослабевает. Я все еще пытаюсь восстановить дыхание.
— Не так уж и плохо для первого раза, — весело произносит она. Её нос касается моего — Ты дрожишь?
Меня аж передернуло. Надеюсь, она не заметила.
К моему облегчению, она засмеялась прежде, чем я сказал какую-нибудь неловкость.
— Мальчик, ты мил, как нераскрывшийся бутон, — она касается моего носа, а затем отодвигает голову подальше. — Хорошо, мы договорились. Возвращаемся на пирс. Если ты будешь хорошо себя вести, возможно, я подарю тебе еще один поцелуй.
Следующие три дня я работаю рядом с ней на лодке её отца, принадлежащей Республике. Её зовут Чарли, как я теперь знаю, и ей только что исполнилось шестнадцать. Она рассказывает мне о своей жизни, работая на пирсе, пока мы загружаем и разгружаем грузы от рассвета до заката. Её мать умерла несколько лет назад из-за аварии на заводе. У неё есть сестра, которая сдала экзамен, и её оценка достаточно высока, чтобы её зачислили в колледж. Она любит озерный квартал, даже несмотря на то, что при этом от нее все время пахнет океаном. Она так же счастлива, что Республика в конце концов назначила её работать на пирсе с отцом, а не отправила на фронт, убирать за вояками. Я не стал говорить ей, что именно этим и занимается мой отец — вернее, занимался, пока не перестал приходить домой. Мои руки все в занозах от постоянного перетаскивания ящиков туда и обратно, и на второй день у меня появилось ощущение, будто моя спина просто рассыпается на кусочки. Отец Чарли — огромный, бородатый бледнокожий мужчина — полностью меня игнорирует, только иногда кивает в знак одобрения, когда мне приходится особенно тяжко.
