— Не жалко продавать такие хоромы? — спросила я, окидывая взглядом большую, квадратов одиннадцать, кухню.
— Жалко, Аллочка, — виновато улыбнулась Варвара Изотовна. — Ну что ж поделаешь? У меня сын со сношенькой в Москве живут, который год зовут к себе… а я все не решалась. Но теперь уж делать нечего… Олежек мне квартиру там купил, в хорошем районе, да и Светочке надо помочь с детками. У меня ведь двое внучат. Что ж они будут при живой бабушке под присмотром платных нянек расти… Поеду… Да вы не волнуйтесь, Аллочка, я все понимаю… мне ведь надо квартиру побыстрее продать, так что цену я завышать не стану…
Из моей сумки, оставленной в прихожей, донеслись переливы. Это звонил Вася, только что подъехавший к дому.
— Извините ради бога, — сказала я, одеваясь. — У вас замечательная квартира. И замечательные пирожки. До свидания, Варвара Изотовна.
— Конечно, конечно, Аллочка, бегите. Ох, у вас такая сложная работа…
Я выбежала из квартиры, сытая, бодрая, готовая к новым трудовым подвигам. Общение с Варварой Изотовной и прогулка по осеннему парку принесли моей страждущей душе успокоение, а бренному телу — силы и энергию. Я взмахнула сумкой, примостилась боком на гладкие широкие перила и, вспомнив детство золотое, проехала целый лестничный пролет. Потом вскочила на ноги, одернула юбку и, все так же размахивая сумкой, как школьница, поскакала вниз по ступенькам.
Вася ждал меня у подъезда, покуривая в своей синей «карине». Я плюхнулась на переднее сиденье, как в песне, сказала: «Поехали!» — и махнула рукой.
— Ну и как? — спросил Никитин, разворачивая машину.
Я показала ему оттопыренный большой палец.
— У меня для тебя тоже есть потрясающая новость. Кислевского на банкете не будет, — со своей обычной ленивой интонацией произнес Василий.
— Почему?
— Виктор Сергеевич рассказывал… Вроде бы он поехал на показ и попал в аварию. Машина разбита в хлам, у Кислевского — сотрясение мозга… А я вот и думаю: откуда у него вообще мозг взялся?
— Злой ты… — захихикала я.
— Нет, я, конечно, понимаю, грех смеяться над убогим…
Кто-то, возможно, осудит меня, но мне была приятна эта новость. Я осторожно поцеловала Ваську в щеку и тут же стерла след от помады как весьма существенную улику. Никитин покосился на меня, потом обнял за плечи и притиснул к себе, точно так же, как если бы на моем месте была его маленькая дочурка Аришка. Мне стало одновременно и приятно, и горько. Только одно меня и утешало, что сегодня на банкете у Виктора Сергеевича не будет ни этого идиота Кислевского, ни Эвелины, и мы сядем за стол рядом друг с другом, а потом весь вечер будем танцевать.
