Теплая компания (Те, с кем мы воюем) | страница 38

Много ли, действительно, турку надо.

Турецкие дома устраиваются кое-как. Назначение дома очень ограничено – насовать туда побольше жен и детей, а самому сидеть в кофейной.

Холостые и бездетные турки домов не имеют – живут в кофейне.

Дома турки не обедают – едят в кофейне.

Они и спали бы в кофейне, но нельзя, нужно идти к женам – так велит шариат (кажется, автор к месту ввернул это турецкое словечко).

Вот картина турецкой улицы:

…Жарко. Узкая каменная улица, посреди которой бьет фонтан. На припеке у фонтана томятся ослы, буйволы, верблюды и лениво потягивают из фонтана холодную воду. Тут же под многочисленными копытами копошатся ребятишки – ничего, если кое-кого и раздавит буйволовое копыто – детей много, а поднимать скандал по этому поводу лень.

Назначение дома очень ограничено – насовать туда побольше жен и детей, а самому сидеть в кофейной.

Хозяева и погонщики животных забрались в полутемную прохладную кофейню и потягивают черный густой кофе из таких маленьких чашечек, что проглотить ее по рассеянности – не представляет особого вреда для здоровья. Пьют кофе, молчат, затягиваются наргилэ[6]).

Молчат.

Турок, вообще, не разговорчив.

Между восемью часами утра и шестью часами вечера, турок способен поддержать только такой разговор:

– Кофеджи! Кофе.

– Да.

Подсаживается сосед. Молчат.

В исходе двенадцатого часа первый замечает:

– Жарко. Э?

Спрошенный турок погружается в глубокую задумчивость. Очевидно, его внутренно взволновал и вызвал массу соображений вопрос соседа.

После долгого молчания, он вздыхает и разражается речью:

– Да, – говорит он.

Солнце жарит во всю. Кофе выпит. Вода, полагающаяся к нему, тоже выпита. Оба поворачивают глаза и сосредоточенно глядят на ослепительно сверкающую горячую улицу.

– Осел прошел, – выдавливает из себя один.

– Да, – после мучительного раздумья соглашается сосед. – Это верно.

– Наверное, Абдулки кривого.

– Его. С подпалиной.

– Стало прохладней.

– Вот осел прошел…

– Да. Вечер.

– Уходишь? Храни тебя Аллах.

– И тебя. Кофеджи! Еще.

– Ты же хотел уходить?

– Промочить горло надо; от разговора пересохло.

А дома, укладываясь на оттоманку, он говорит жене, толстой Фатиме:

– Заговорился с Ибрагимом, не заметил, как и день прошел. Охо-хо.

– Аллах велик, – замечает Фатима.

– Еще бы, – соглашается турок.

И засыпает.

Если турок не идет – он сидит. Стоять он не может – лень. Сейчас же садится.

Автору только однажды удалось увидеть не сидящего турка. И то, в этом зрелище не оказалось ничего удивительного, ибо он лежал.