– Ты? Это всегда был ты? – Кестер чувствовал, что задыхается.
– Конечно, ведь должен же был кто-то поддерживать тебя, направлять, – ухмылялся Гриффит своею хищной, опасной улыбкой.
– Убей же и меня, – горько усмехнулся Кестер, все так же сжимая в объятиях тело Анны.
– Нет. Чтоб я так быстро отправил тебя в преисподнюю? Ты слишком нравишься мне, Кестер, – Гриффитт склонился над Кестером, рукою в перчатке сжал его плечо.
– Твой ад не страшит меня, – насколько теперь мог, зло и надменно ответил барон, уклоняясь, отстраняясь, и чувствовал, что холодеет, стынет от ужаса.
– Это пока. Пока ты не попал туда, – строгим голосом сказал Гриффит, выпрямляясь в полный рост, – Вспомни, когда ты стоял перед молодой вдовой в той старой хижине, желая немедля растерзать ее, ты ведь не боялся, правда? Но только лишь ступив на неизведанную территорию, поддавшись всем этим слабостям-миндальностям, таким недостойным мужчины, воина чувствам, – с презрением продолжал друг, – теперь побежден, разбитый, жалкий, сидишь в крови и дрожишь… Снова в крови, снова дрожишь, Кестер, – изощренно казнил барона Гриффит, – А ведь здесь я мог избавить тебя от страданий, если бы ты хранил холодную голову и жесткое сердце. Там – нет условий, и я не властен делать ничего другого, как только страшно и бесконечно пытать тебя. Подумай, Кестер, весь этот маленький ад, через который ты прошел сегодня, – стоит ли он того, чтобы тратить на него остатки своей жизни? – чуть заметно сочувствуя, совсем-совсем себе не свойственно обратился к Кестеру Гриффит.
Но тот уже не слышал друга – погибал.
– Как же ловко ты провел меня. Как обманул, – еле слышно прошептал барон.
– Нет. Это ты обманул меня, Кестер, когда дал понять, доказал, что все эти глупые, пресные любовные страсти не влекут тебя, не забирают, – чуть заметно с обидою продолжал Гриффит. – Знаешь, я уж было подумал, что нашел себе достойную компанию … Странствовать по вашему скучному миру – не великая для меня радость, напротив – смертная тоска, – чуть заметно тосковал Гриффит. – А с тобою… с тобою мне было весело, и, знаешь, друг мой, я будто бы возвращался домой, – чуть заметно сожалея, заключил он, а после совсем уже по-своему – с улыбкою, тихо, смертельно ядовито – завершил, наконец, свою казнь:
– Прощай же, Кестер, справляйся, как сможешь… если сможешь… если захочешь…
И Гриффит исчез. Так же, как тогда – давным-давно в прошлой жизни. Растворился в воздухе, будто его и не было вовсе.
