— Иван Прохорович Соколов, — присоединился к товарищу певец и понимающе улыбнулся: — Граф, полагаю, нам не стоит интересоваться обстоятельствами вашего появления на этом клочке необитаемой земли?
— Очень обяжете, — вздохнул я, не желая выдумывать никакой правдоподобной лжи.
— От вас ждем того же, — проворчал Емельян Никифорович.
— Вот я раззява! — хлопнул вдруг себя ладонью по лбу Соколов. — Да вы же не просто граф, а граф Монте-Кристо!
— Все, поезд ушел, — благодушно рассмеялся Красин.
— Как только мог упустить из виду остров? — продолжал сокрушаться Иван Прохорович. — Эх, старею, старею…
Налетел порыв ветра, лодку качнуло, и меня уколол легонький отголосок чужого страха. Но чужие страхи сейчас мало занимали меня; я как завороженный смотрел на корзинку для пикника, от которой исходил одуряющий запах свежей стряпни, и глотал слюну.
Оборотня проймет лишь серебро и электричество, но помимо этого над перевертышами, подобно дамоклову мечу, висят боль и голод. Боль при возвращении в человеческое обличье и нестерпимое желание набить живот всякий раз, когда организму требуется восстановить силы после обращения или исцеления.
Я был дьявольски голоден, и аромат свежей сдобы и мясного пирога просто сводил с ума. К счастью, Соколов перехватил мой взгляд и предложил:
— Угощайтесь, Лев Борисович. Да и вина испить не откажите.
— Вино на эдаком солнцепеке — это лишнее, Иван Прохорович, — отказался я от выпивки, переставив корзинку себе на колени. — Но не сомневайтесь, я компенсирую все издержки.
При падении бумажник не вылетел из кармана, и хоть банкноты за время нахождения в воде изрядно размокли, в полную негодность они прийти не успели. С учетом монет у меня набиралось без малого полсотни франков, чего хватало и на обед для трех персон, и на починку одежды. Но вот дальше…
Дальше была полная неопределенность.
— Ну как вам не совестно, Лев Борисович! — укорил меня Соколов. — Помогать попавшим в трудное положение соотечественникам — долг каждого приличного человека.
Оставалось лишь порадоваться тому, что дед выучил меня родному языку, сносно владевший русским отец не дал его позабыть, а после бегства из метрополии прошло достаточно времени, дабы закрыть лингвистические лакуны и выдавать себя за уроженца российской провинции без риска немедленного разоблачения. Акцент? Акцент — обычное дело для живущих на чужбине людей.
Я раскрыл корзинку для пикника и едва не захлебнулся слюной. Но все же приступать к трапезе не стал и поинтересовался у своих спасителей:
