— Может, сразу года на три? — развил мысль Костя. — Чтобы посвятить пару лет потомству, а потом не маяться с работой.
Так и сделали. И вскоре дальние знакомые Паустовских ахали и охали:
— Оказывается, вы вон уже сколько женаты, а мы ни слухом, ни духом? Позор вам, господа.
Детей было двое: Степа и Женя — Евгения («–Жень, ты ведь не обидишься, что я в честь тебя дочку назвал? — После Степиных выкрутасов я уже вообще не обижаюсь. — Учту и буду злоупотреблять!»). Росли они не по дням, не по часам, а по системе отсчета, ведомой только родителям. Когда пришло время им говорить слова типа «мама» и «папа», Костя понял: он хотел стать мамой.
— Удачи! — пожелала бесцеремонная Лена, не в состоянии оторваться от чтения его мыслей.
— Спасибо, — поблагодарил он.
Таня Мамаева, бойкая, но почему–то не очень общительная девочка, поступила на факультет иностранных языков. Вроде как поступила она только в этом году, но никто и никогда не видел ее фамилии в списках зачисленных, а ее следы появлялись на лекциях и зачетах всех курсов — всегда с конспектами, зачеткой и без единого прогула.
Таня, как уже упоминалось, ни с кем особо не разговаривала, старалась незаметно исчезать — а может, просто спешила в другое место и время. Но она зорко следила за мужской частью студентов, явно кого–то высматривая.
Искала она мужа — или, по крайней мере, отца своих будущих детей. За месяц она наметила с полдюжины кандидатур и теперь беззастенчиво копалась в их мозгах и переписке, выбирая достойного. Наследственность, ум, легкость в общении — лишь некоторые критерии.
Наконец осталось всего два кандидата, выбор между которыми стоил Тане некоторого количества головной боли. Один имел лучшие физические данные и был, возможно, доступнее, другой… Другой отличался острым умом, не был особенно общителен, но по непонятной причине вызывал сбои в Таниной нервной системе. Она предпочла его и начала втираться в доверие.
Дальше все завертелось: дополнительные занятия совсем не китайским языком, слухи о странностях в поведении парочки, все более и более несоответствующем не столько приличиям, сколько законам мироздания, долгие разговоры непонятно о чем. Кто к кому применял приворот, и на каких клетках мозга он был сделан — судачил весь институт. Свадьба, дети, фокусы со временем.
«И что мне теперь делать? — думал Костя (а именно он был Таней), очутившись с двумя семьями на руках. — На Лену, что ли, все скинуть?».
