— Хватит смущать людей, Степа! — посоветовал Женя. — Первый пункт соревнований — полеты «до упора». Летать будем вокруг Земли или поменьше?
— Сам же и не долетишь, — осадил его Костя. — Давайте до Москвы и обратно, пока не выдохнемся.
— На старт, — не удержавшись, скомандовала Галина Александровна, — внимание, марш!
Сюрреалистические соревнования начались. И длились, и длились. «И дольше века…». Потому что нет предела фантазии шести мозгов, работающих в унисон.
Потом, субботним вечером, все шестеро лежали на траве у костра, не говоря ни слова. Потому что мозг, конечно, восстанавливается быстро, но поток впечатлений может отключить его намертво. Полежав где–то пять минут, Степа подскочил, как ужаленный.
— Что с тобой? — спросил Женя.
— Ничего, просто шило в одном месте очень эффективно работает.
При этих словах сели все:
— Ой, у меня тоже!
— А мне несолидно на траве валяться.
— Степа, сыграй нам что–нибудь! — попросил Женя.
— Да, кстати, тоже мозги хорошо восстанавливает, — вспомнил Степа, материализуя гитару.
— Ты и это умеешь? — восхищенно спросил Костя.
— Я все умею. Времени–то целая уйма, а аккорды достаются прямо из головы. — Степа заиграл что–то из «Машины времени», кажется, «Костер». Пели все, даже Нина Петровна.
Было спето немало классики русского рока, прежде чем Степа выпустил из рук гитару. Ее тут же перехватил Алексей Львович:
— Не смотрите на меня так, Галина Александровна, я бывалый походник. Да и математика с музыкой лежат недалеко. Что бы вам сыграть–то? — Ответа не требовалось.
Когда каким–то образом всплыла песня «Крылатые качели», все поняли, что играть, наверно, хватит: слишком уж она подходила к обстоятельствам и веселой вовсе не была.
Посидели, поговорили о том, о сем. Ответственный Женя не преминул спросить, когда будут подводиться итоги и проводиться исследования. Ему ответили, что утро вечера мудренее.
— А теперь — спать! — тоном родителя произнесла старшая в компании Галина Александровна. Чей–то громкий и невежливый зевок был ей ответом. Через секунду зевали уже все, периодически сетуя на заразность данного действия.
Либо кто–то что–то напутал со временем, либо еще стояло бабье лето, но проснулся Костя от птичьего пения, почти такого же многоголосого, как на Валдае. Он открыл глаза и сладко потянулся:
— Я тяну свою руку и чувствую локоть… — перефразировал он вполголоса «Наутилус». — Ерш твою, где я?
Костя выполз из палатки, мимоходом пощекотав пятки обитателю соседнего спальника (вроде бы, это был Женя, а не Алексей Львович), картинно вдохнул воздух полной грудью, от избытка счастья с десяток раз отжался и пошел к ближайшему ручью.
