Был он щуплый, поджарый; говорил одинаково плохо и по-украински, и по-румынски, и по-венгерски, и по-немецки; и вообще, надо думать, не знал как следует ни одного языка из тех, что в ходу в зоне Синистра. И походка его была такой спесивой и самоуверенной, что сразу чувствовалось — он не местный. К тому же все свое время он проводил в горах или на берегу Синистры, как бы показывая: он лишь затем бродит тут целыми днями, чтобы любоваться окутанными туманом горными кручами, громоздившимися вокруг.
В окрестностях Добрина, где рыжий пришелец, по всей очевидности, считал нужным появляться чуть ли не каждый день, русло Синистры делилось на бесчисленные протоки, а склоны хребта Поп-Иван изрезаны были крутыми ущельями. Здесь, по нагромождениям скал, по каменным осыпям и обрывам, поднимаясь к самому гребню, тянулись опутанные колючей проволокой стальные столбы, бетонные опоры, сторожевые вышки, нашпигованные минами-ловушками рвы: по хребту проходила государственная граница. В этом непроходимом лабиринте рвов, заграждений и укреплений был лишь один-единственный узкий, как щель, проход: по тесному, продуваемому всеми ветрами ущелью бежала старая грунтовая дорога, которая, вскарабкавшись вверх, переваливала на другой склон хребта, туда, где светило чужое, заграничное солнце.
Дорогу в ущелье перегораживал желто-голубой шлагбаум, рядом с ним стояла крохотная сторожка, а чуть в стороне — замызганная палатка, набитая дрожащими от холода солдатами. В зоне Синистра это был единственный действующий контрольно-пропускной пункт; но и здесь шлагбаум поднимался лишь раз в неделю, по четвергам, в утренние часы. В этот день пограничные патрули обменивались визитами, чтобы, под предлогом укрепления дружбы двух армий, посмотреть, что делается на другой стороне. В те же часы границу могли пересечь два-три гражданских автомобиля, у которых было официальное разрешение пользоваться этим маршрутом.
Однако рыжий бродяга, хотя и волосы, и одежда, и особенно беззаботная, молодцеватая осанка сразу выдавали в нем иностранца, появился в пограничной зоне не в четверг, а в субботу. Утром его следы обнаружили каменщики, что разбирали часовню в лесу. А ближе к вечеру ночной сторож Геза Кёкень, который не только ночами, но и целыми днями бдил, не смыкая глаз, на околице деревни, на вышке — увидел пришельца воочию: тот спускался по склону Поп-Ивана. Казалось, он совершенно свободно, как ветер, проходит сквозь все заграждения.
