– Это должно пойти им на пользу, – сказал он. – Они всю жизнь работали и карабкались по карьерной лестнице, чтобы некая блондинка могла считать, что с ними получаются удачные фотографии.
Она провела пять лет в школе-интернате с другими богатыми, брошенными, закомплексованными девочками и научилась стоять за себя, когда в перепалках самые язвительные из них пытались уколоть ее.
– Ну, – Саммер слегка повела плечами, чем заставила платье скользить по телу, и снова улыбнулась Люку. Когда она выпрямилась, ее локон медленно заскользил по его запястью и затем упал ей на плечо. Прикосновение ее волос, только что сошедших с его кожи, родило еще больше мурашек на ее руках, но она скрыла дрожь, пожав плечами. – Некоторые мечтают о большем, чем другие. – Она подразумевала, что быть с ней на фотографии было самой большой мечтой, какая только могла быть у мужчины.
– Они, конечно, мечтают, – спокойно сказал он, подразумевая нечто совершенно иное.
Да, она всегда умудрялась идти вслед за теми, у кого мечты были столь большими, что она исчезала в тех мечтах, как крошечный лучик света.
Саммер отстранилась от Люка как можно дальше и увидела, как стоящий сзади него мужчина едва ощутимо подвинулся, готовясь использовать ее движение в своих интересах, если она начнет отходить. Поэтому она осталась на месте, в тех пределах, где у Люка оставалась возможность обнять ее. Он же, казалось, не чувствовал никакого желания снова укутать ее в свою благословенную тьму так, как сделал прошлой ночью. Он, должно быть, чертовски привередлив, раз отказался от предложенной яхты.
Слишком привередлив по отношению к ней. Ясно.
– Ты был пьян прошлой ночью? – внезапно спросила она.
Долгое молчание.
– …Да, – наконец сказал Люк.
Во тьме его глаз отражение Саммер в светлом шелковом платье танцевало, как крошечное пламя.
– Сколько ты выпил? – спросила она подозрительно. От него исходили запахи чего угодно, но только не алкоголя – шоколада, малины, пота и цитрусовых.
Он прикоснулся к бокалу вина губами, едва смочив их. Свет люстр мерцал на влаге, оставшейся на губах.
– А насколько вы устали?
– Четыре дня. Без сна. Морская болезнь была очень тяжелой.
Казалось, он не понял, что у нее есть оправдание. Пожалуй, это раздражало его, но по его лицу было трудно что-то понять – так хорошо он владел собой.
– Это многое объясняет.
– Ты не ответил на мой вопрос.
От бокала, который он вращал в пальцах, исходил сладкий, золотой аромат.
– Мы открыли бутылку шампанского. Я позволил кулинарной писательнице провести день в кухнях. Она изучала нашу работу и захотела отблагодарить нас.
