– А именно?
– Дам познать радость, например. Что бы могло доставить тебе огромную Радость? Вот такую, с большой буквы. И прямо сейчас.
Лора задумалась. А кто бы не задумался, получи он такое конкретное предложение – познать Радость с большой буквы?! Прямо здесь и сейчас?! У кого бы хватило воображения соединить нужные ингредиенты, способные вызвать подобное чувство? Без наркотика, алкоголя и не в момент оргазма? Без злорадства от информации, что твои враги повержены. Без страха расплаты или потери. И не потому, что разрешилась какая-то сиюминутная проблема – в следующую минуту возникнет следующая. Без корысти и мысли о том, что ждет тебя завтра. Абсолютную чистую радость! И приходилось ли вообще кому-либо испытывать подобное хоть раз в жизни? Чтобы у матери, впервые увидевшей свое дитя, не захолонуло сердце от смутной тревоги за него. Счастье художника, осознавшего, что он создал нечто гениальное, не было отравлено горечью непонимания современников. И способен ли СМЕРТНЫЙ, отдающий себе отчет в том, что он смертен, на такое чувство – без мысли, мол, все равно сдохну, счастливый или разнесчастный, как последняя тварь? А неотдающий?
– Неотдающий себе отчета способен, – ответил Глаз на эту неоформленную мысль. – В этом все и дело, – заключила Беа.
В этот момент Лора и решила позвонить Барбаре.
Сердце его колотилось от любви столь страшной, что предобморочно кружилась голова. Коварная, как грипп, как тропическая лихорадка, любовь набросилась на него бандитом из-за угла и нокаутом отбросила наземь. Сначала он этого не понял, думал, просто немного перевозбудился на этой вечеринке. Но «перевозбуждение» не проходило и явно было связано только с одной личностью – Лорой. Карл думал о ней денно и нощно, стал плохо спать, поймал себя на том, что бессознательно выискивает любой повод увидеть ее лишний раз, услышать ее низкий, чуть с хрипотцой голос, попасть в зону ее внимания. Пришлось признаться самому себе, что пропал, погиб, затонул. Пал, как Люцифер. Рухнул, как фондовая биржа в 1929 году. Ему, что называется, снесло голову. И хорошо, туда ей и дорога. Он было решил, что все дело в лице – такая млечная красота, которую не сразу заметишь, убегающая и зовущая. Потом вступал голос – низкий, глубокий и плутоватый, тембр его действовал прямиком на главную, отвечающую за удовольствие железу. Затем пластика тела, тонкого, сильного и обольстительно женственного.
Он не понимал, как не видел Лору все эти годы, даже не помнил точно, сколько лет она работает в банке: два, три года? Сработало, видимо, абсолютное табу на флирт с подчиненными. Слышал только цифры, ценил суперэффективность и умение работать с клиентами. И знал, конечно, что она спит с его зятем. Даже представлял себе иногда, как они это делают, но каким-то далеким воображением, сам того не осознавая. А теперь вдруг эта картинка стала реальной – этакое голографическое изображение – и вызывала муку. И зятя хотелось прибить. А ее, Лору, зацеловать до смерти.
