Интроверт | страница 48
Оказывается, в России–матушке страсти кипят. В столице массовые беспорядки на расовой почве, огроменные толпы народа собрались вдруг после, как я понял, одного безнаказанного убийства. Из этого сразу хочется вынести для себя мораль, которая заключается в том, что у толпы есть моя черта характера. Не бьёт сразу в ответ. Терпит, как её приходуют в одно место на протяжении долгих месяцев, а то и лет. А потом происходит какой–то случай, и эта пороховая бочка взрывается к чертям собачьим! О да! Смысла бить в ответ нет. Мало того, что обидчик вряд ли усвоит урок, так он ещё и может опять тебя ударить. Самый прекрасный способ — подкрасться, подкараулить и перерезать глотку наглому животному. Бьют только бабы. Настоящие мужики убивают. Даже животное перестанет кусаться, если ударить его пару–тройку раз. А человек — ещё более наглое животное, которое, себя таковым не считает, и, поэтому свой урок уяснит только когда получит нож в горло. Хотя, справедливости ради надо заметить, что и у обидчиков есть какие–то причины творить зло. Возможно, это тяжёлое детство со злым отчимом–педофилом. Возможно, это обделённость размером полового органа, который принял отрицательное значение. Возможно, кого–то бросила девушка. Которая оказалась не девушкой. Всякое бывает — не судите вы, и не судимы будете.
А в родном городе лица кавказской национальности, по крайней мере, так говорят, пырнули двух парней. В одном районе, аналоге Лондонского Вест Энда, объявился маньяк, который специализируется на беременных женщинах. Печально. Пожалуй, помолюсь Шалтай–болтаю за них. И да упокоятся их души. Забавно то, что я и находясь дома, к подобным новостям уже привык. Меня удивило разве что появление маньяков, разгуливающих с базуками. Да и то на пару минут. А сейчас я вообще нахожусь в месте, где даже в случае ядерного обстрела, я буду в безопасности — до бомбоубежища по лифту и по коридору в общей сложности минуты две–три. Во всяком случае при моей скорости бега, а не скорости обычного смертного, идущего на работу, да, собственно, идущего куда–либо. Видимо, они все идут на эшафот.
Как я и предполагал, сначала, первые пять дней прошли даже немного интересно. Потом полтора месяца депрессии, за которые я даже перестал вести дневник, хотя делать и нечего. Перепробовал всякую всячину, к которой уже поостыл. Лет в семнадцать–восемнадцать я такие вещи, как ведение дневника и употребление хоть чего–нибудь маловредного психотропного боготворил. Притом, понижение интереса к подобным вещам я уже считаю очень положительным явлением. В юные годы я вообще абсолютно разбитый психологически лежал на кровати и считал дни до следующей попойки. Неделю для меня была ужасно большим промежутком. И тогда я думал, что так будет всю жизнь… По сути, если бы сейчас продолжалось в том же духе, то со мной точно произошло бы что–то непоправимое. Ну да ладно. Хватит о плохом.