— А в хоре Пятницкого?
— Там — конечно! И блеск, и овации. И поклонники… Ты знаешь, — Антонина повернулась ко мне. — Где потом я только не выступала: и в Москве, и на гастролях, а все равно эти вечера вспоминаю, в деревне…
— А за границей пела?
— И за границей. Хор Пятницкого — сама понимаешь… Только отсюда все это, весь запал. — Тонкими пальцами она прикоснулась к шершавой коре берёзы. — Я до сих пор этот тыл чувствую, словно за спиной стоит кто–то, меня прикрывает. Столько лет прошло… Многих уже нет в живых… — Она посмотрела на крест.
— Но подожди — а Коля? Он тебя слушал? Ему нравилось, как ты поешь?
— Думаю, нравилось… Но он скромный, стеснялся. И слова про любовь говорить не решался. А может, и не умел… Чувствовал, не быть нам вместе — я на сцену рвалась.
— Но как ты поняла, что он любит?
Я сорвала берёзовую серёжку, размяла в пальцах.
— А так и поняла: покойно, радостно, когда вместе. Счастьем накрывало — и все. Как объяснишь? Говоришь без остановки, идёшь, куда глаза глядят, не считая часов…
— А потом? Почему вы расстались?
— Я учиться уехала. Он постеснялся меня беспокоить. Говорю — скромный. Понимаешь, я была для него… — Антонина задумалась. — Икона что ли… Мы шли, он даже не мог взять за руку.
— Может, боялся обжечься? А ты?
— А я бы все отдала, чтобы быть вместе!
— Но почему не сказала ему об этом? — Я возмущённо стряхнула с руки букашку. — Если он стеснялся, почему ты — то молчала?
— Я была гордая, не могла прогнуться. А уехала, сразу замуж позвали, — ответила тихо.
— Ты девушка видная. — Я залюбовалась тонким профилем нежного, чуть увядающего лица ещё красивой Антонины, её пухлыми губами, даже горестной морщинкой на лбу. — И сейчас ничего.
Из чёрных глаз–вишен, в пол–лица, на меня лился благостный свет. От жары она раскраснелась.
— Сидела как–то у открытого окна, к экзамену готовилась, распевалась. Солдатик проходил по улице, услышал мой голос. Он из Москвы в наши края приехал, служил. Отец важным человеком был, в Кремле работал.
— О! Номенклатурная семейка? — воскликнула я удивленно.
Антонина кивнула.
— Так, подожди. Получалось, в те годы дети чиновников в армии служили? И их в тьмутаракань отправляли?
Я хорошо знала её историю, но мне очень хотелось, чтобы у могилы улыбающегося Коли она ещё раз прозвучала. Пусть расскажет не мне — ему.
— Ухаживал красиво столичный щёголь, слова горячие говорил. Я пела, он стонал от восторга. Коля так не умел. — Она сдула с руки берёзовую пыльцу. Прислонилась головой к стволу. — Коля — он не стонал… Молча стоял в сторонке. — На лицо Антонины легла тень.
