Это можно отчетливо увидеть, рассмотрев сюжетный каркас романа. В самом начале мы узнаем, что следствие выполнило свою задачу, личность убийцы официальным инстанциям известна: им оказался парень, который в прошлом уже совершил несколько преступлений и имеет за плечами соответствующие сроки отсидки, то есть маргинал, «от которого можно ждать чего угодно». Но на самом деле преступление совершил другой человек, о котором никто бы такого не подумал: один из влиятельных горожан, имеющих связи в столице. Задолго до того, как это становится очевидным, на Штуцера начинают оказывать давление: он, мол, должен перестать сомневаться в виновности первого подозреваемого и наконец закрыть дело. Уже одно только предположение сыщика, что в следственных материалах что-то не состыкуется, вызывает раздражение у его начальства.
Штуцер в конце концов восстанавливает справедливость, но своеобразным манером: он не заводит нового уголовного дела. Он дает настоящему убийце возможность покончить с собой, а свое знание о случившемся оставляет при себе. Потому что не хочет, чтобы кто-то еще, из замешанных, пострадал без особой нужды. Фасады тоже остаются, какими были. Сыщик Штуцер — не революционер. Его представления о справедливости радикальны, но на практике он применяет их как прагматик. Когда речь идет о политике, он за то, чтобы, так сказать, ставить заплаты, а не сразу сносить фасады. Такая позиция лишена блеска и пафоса, зато гуманна. Постоянное штопанье дыр — обычная плата за демократию. Демократия воздерживается от доктрины решительного действия (эстетически всегда более эффектной) и ненавязчиво, ежедневно соглашаясь на компромиссы, пытается обеспечить ежедневное выживание своих граждан. В 1936 году, когда вышел в свет роман о вахмистре Штудере, эта мысль была особенно актуальной.
СТРАХ ПЕРЕД СОВЕРШЕНСТВОМ. К 100-летию со дня рождения Макса Фриша
Макс Фриш был, можно сказать, ранен идеей совершенства, как библейские пророки — божественным откровением. Это сравнение вовсе не надуманное. Потому что просветитель Фриш присоединился к основополагающему достижению мыслителей эпохи Просвещения. Они объявили устроение рая задачей, стоящей перед человечеством, и, соответственно, упразднили представление о потустороннем аспекте совершенства. Прежде люди еще как-то справлялись с земным кавардаком, уповая на лучшее будущее, которое наступит когда-нибудь. Теперь они сами несут ответственность за то и другое: и за кавардак, и за совершенство. Одни передают эту ответственность коллективу: нации, или тайному обществу, или Социалистическому интернационалу. Другие распределяют ее между всеми. Так поступают сторонники классического либерализма, полагающие, что у каждого человека есть неотчуждаемое право на
