И в этот момент в прихожей опять захлебнулся звонок. Женщина зачем-то взяла саквояж, перенесла в спальню и водрузила на трельяж. Только потом направилась в переднюю. Дверь открыла сразу, не спрашивая. Так и есть, перед ней стояли рослый капитан милиции, двое в штатском, смущенный непривычной миссией дворник и две знакомые женщины из соседней большой квартиры, где жило несколько семей.
— Гражданка Гаспер? Вера Яковлевна?
— Да.
— Прошу ознакомиться.
Капитан протянул ей красную сафьяновую книжечку с золотым гербом посредине и какой-то бланк, на котором она разглядела сквозь слезы, застилавшие глаза, только одно, особенно крупно отпечатанное слово: «Ордер…»
Обыск производился знающими людьми. Очень скоро были обнаружены тайники в столовом столе и найдены все деньги, облигации, ценности, запрятанные в самые разные места. Вскрыли и саквояж.
После оформления всех документов Веру Яковлевну попросили одеться и проехать в управление милиции. Спустившись вниз, капитан поблагодарил и отпустил дворника, понятых. Сказал одному из своих спутников, одетых в штатское:
— Пойдите, лейтенант, подгоните от угла машину к парадному подъезду.
И как бы между прочим, спросил у совсем сникшей, с потухшим взглядом Веры Яковлевны:
— Паспорт взяли с собой, гражданка Гаспер?
— Нет. А разве надо?
— Вот тебе и раз. Вас же просто не выпустят обратно из управления без пропуска и документа. Ну-ка, одной ногой здесь, другой там.
Вера Яковлевна поднялась на свой этаж. Пока непослушной рукой возилась с ключом, никак не хотевшим попадать в скважину, пока искала паспорт, как назло не оказавшийся на месте, прошло минут пять-семь. Она представляла уже, как будут ругать ее за невольную задержку сотрудники милиции. Но когда вышла на улицу, там никого не было.
— Просто, эффектно, выгодно. — Матюшин, пока рассказывал, все время следил за выражением лица старшего лейтенанта. И неизменно наталкивался на его спокойный, ничего не выражающий, даже будто бы безразличный взгляд. Но надо заканчивать мысль. — А риск, говорю, минимальный. Никакой Гаспер, прилетев домой по звонку ошеломленной жены, не станет накликать на себя беду и обращаться к милиции. В крайнем случае он может выместить свое отчаяние на разине-супруге.
Матюшин говорит о том, как текли, плыли, уходили у него из рук легкие деньги.
— Некоторые в кубышку кладут. А у меня душа широкая. Лето ли, зима — подавался на юг. Кто я? Летчик-испытатель или изобретатель, получивший премию, какой и не снилось. Нанимал катер, даже целый пароход. И куролесил, пока были тугрики. Час, да мой. Жил только сегодняшним днем, старался не думать о будущем. Тем более что чаще всего находились люди из ваших, которые не вовремя прерывали «турне». Тогда суд, обязательная трудовая повинность за колючей проволокой. Все трудовые колонии прошел в стране от Магадана до Азербайджана. Почему не остановился? Не только потому, что корысть заела…
