…Зная характер своего шефа, Павел среагировал на предупреждение заранее обдуманным шагом:
— Тот же прокурор, Алексей Михайлович, обязательно скажет: «Почему не соблюдаете уголовно-процессуальный кодекс? Почему не выявили причин и условий, способствующих совершению преступления?»
— Грамотность свою показываете? Как будто я статью 21 УПК назубок не выучил, когда вы еще под стол пешком ходили. Ну-ну. — Майор укоризненно покачал головой. — Ладно. Три дня. И никаких отсрочек больше не будет.
Алексей Михайлович Вазин был, бесспорно, энергичным человеком. Это достоинство, вероятно, и помогало ему довольно успешно продвигаться по служебной лестнице. Юркий, подвижный майор Вазин даже в президиуме всяческих заседаний и собраний и то не мог сидеть спокойно: все ерзал на стуле, перебирал ногами, вертел головой в разные стороны, будто разыскивая кого-то нужного. На его широком с дряблыми полными щеками лице прежде всего обращали на себя внимание глаза: маленькие, острые, чуть навыкате, они из-под нависших бровей в упор разглядывали всякого, кто вызывал вазинский интерес.
Павла огорчало, и очень, что почти сразу же после прихода в МУР столь своеобразные отношения сложились у него с непосредственным руководством. Ну прямо как в иных, сугубо развлекательных кинофильмах. Положительный начальник, все понимающий с первого взгляда и обладающий даром самые сложные закавыки решать чуть ли не в мгновение ока. И его заместитель — ограниченный формалист, личность, с какой стороны ее ни возьми, отнюдь не вызывающая восторга.
Если бы все было так просто. Курьезы, над которыми добродушно подсмеивались сотрудники, хоть и говорили нечто о возможностях и характере Алексея Михайловича, но был он фигура далеко не такая уж однолинейная. И никто в отделе поэтому особенно не удивлялся терпимости и такту полковника Соловьева, упорно не замечавшего «особенностей» майора. Более того, если вопросы подчиненных касались компетенции заместителя, полковник решительно пресекал все попытки обращаться непосредственно к нему.
И все же Павел решил посоветоваться со Степаном Порфирьевичем, благо давно собирался навестить его в больнице. Он сам себя уговаривал, что вовсе не намерен тревожить полковника служебными разговорами. Только если он будет уж очень настаивать, тогда видно будет.
— Спасибо, конечно. Но вы, Павел Иванович, совершенно напрасно яблочек принесли. Я уже могу торговлю фруктами открывать, столько подношений поступает от наших ребят.
