Быть киллером | страница 49



— Она литовка, — сказала Агота, — а имя действительно польское. Тут у нас всего намешано.

— Очень переживаешь? — сказал я сочувственно и накрыл её руку своей.

— Нет, — сказала она, — не очень. Действительно, не очень. Понимаешь, мы с ним вместе с девятого класса. Два года только целовались, а потом — всё понятно. Мы оба настолько были уверены, что это на всю жизнь, да и все вокруг тоже, что стали как будто муж и жена, которые прожили в браке двадцать лет. Ванда — она не красивей меня, я, пожалуй, поинтереснее. Мы, наверное, просто надоели друг другу, не только я ему, но и он мне, он только оказался решительнее, да и честнее. Я всё это хорошо понимаю, но настроение всё равно… Поэтому вчера всё вот так… Но ты не думай, — я не жалею.

— И я не жалею, — сказал я, — и очень хорошо тебя понимаю.

— Ну а раз понимаешь, — сказала Агота, — то давай с тобой, милимасис, прощаться.

— «Милимасис» — что это?

— Это по-литовски «милый».

— А «милая»?

— А «милая» — «милимасе».

— Хорошо, моя «милимасе», — сказал я, будем прощаться, хотя, если бы ты знала, как мне этого не хочется. Может быть, твой телефон…

— Не надо, — сказала она, — телефон — это ожидание. А оно ни к чему ни тебе, ни мне.

Встав со стула, она наклонилась ко мне и, неожиданно проведя рукой по моей щеке, вышла из кафе.

Допив кофе, я неожиданно вспомнил, что уже давно должен был позвонить Александру Петровичу.

— Что случилось, Андрей? — голос Александра Петровича звучал непривычно жёстко.

— Виноват, — сказал я, постаравшись, чтобы мой голос звучал как можно жалостнее, — вчера принял больше, чем нужно, потом отсыпался, потом приходил в себя, опохмелялся…

— Ладно, — голос моего собеседника подобрел, — на первый раз прощаю. Продолжай приходить в себя, но ровно в десять жду тебя на вокзале у билетной кассы на Ленинград.

И, чуть помолчав, спросил:

— Моим советом воспользовался полностью?

— Ещё как! — искренне ответил я, — Даже, можно сказать, с избытком.

— Ну-ну, — сказал Александр Петрович. — Значит, в десять у кассы. Всё.


В Питере Вадим Сергеевич вызвал меня к себе.

— Садись, Андрей, и закуривай. Сначала деловая часть: если ты заглянешь в свой банковский счёт, увидишь, что он подрос и подрос основательно. А теперь я хочу тебе кое-что объяснить. Ты парень неглупый и, я полагаю, понял, что работаешь не на Александра Петровича, Вадима Сергеевича, и даже не на Босса Боссовича, а на систему. Так мы предпочитаем себя называть — не организацией, а системой. Когда-то тебя послали в Афганистан правящие тогда идиоты, за идиотизм которых страна до сих пор расплачивается и ещё долго будет расплачиваться. На хер нам был нужен этот Афганистан, мало нам было миллиардов, вбуханных в никому не нужные государства Африки, управляемые только слезшими с дерева обезьянами, так надо было ещё заводить войну с мусульманами, которых у нас самих под боком пруд пруди, да и не только под боком, а в самом, можно сказать, сердце России — в Татарии и Башкирии. После этой авантюры развал страны, великой, я тебе скажу, страны не мог не начаться. К радости наших «друзей» с Запада.