Пора ехать в Сараево | страница 6



— Ну вот, его все–таки убили.

— Кого убили? — одновременно спросили дядя Фаня и молодая дама, вышедшая как раз на веранду из глубины дома. Одета она была по последней булемановской моде — в длинный облегающий костюм, украшенный шеренгами пуговиц от отворотов жакета до юбочной складки у левого колена. На голове она несла широкополую шляпу с не вполне уместными перьями, на плечах длинный платок с горностаевым рисунком. В левой руке — ридикюль на длинной кожаной цепочке. В ней чувствовалось театральное прошлое (пошлое).

— Здравствуйте, Галина Григорьевна.

— Здравствуйте, Настенька, здравствуйте, Афанасий Иванович. Вы не знаете, куда все подевались? Я уже два часа хожу по дому, и — никого! Даже прислуги нет. Аркадий с приятелем побежали купаться, Василий Васильевич не может оторваться от газеты, а я…

— Мария Андреевна у Тихона Петровича, ему опять худо. Она не отходит от него. А Зоя Вечеславовна с Евгением Сергеевичем еще, верно, почивают. Поздно вчера легли. О «прислуге» Настя ничего не успела сообщить, потому что на веранде появился длинный, унылого, почти чахоточного вида мужик в застиранной косоворотке. Стуча сапогами, он пронес мимо беседующих господ большой никелированный самовар и установил посреди стола, сервированного к чаю.

— Здравствуй, Калистрат, — строго сказал Василий Васильевич, поправив по очереди оба бакенбарда. Калистрат поклонился, сначала господину генералу, потом всем остальным. Поклонился низко, но без души.

— Барыня к чаю не выйдут, велели сообщить. Этот дворовый мужик был всегда себе на уме, но сегодня его сугубость как–то особенно ощущалась.

— Ступай, — сказала Настя, — я сама тут.

Каблуки Калистрата самодостаточно застучали прочь с веранды.

— Так кого все–таки убили? — спросил Афанасий Иванович.

— Да, любопытно, — поддержала его Галина Григорьевна, — впрочем, ты мне что–то уже говорил, Васечка. Генерал крутнул в сторону молодой супружницы снисходительным глазом и объявил:

— Фердинанда Франца застрелил в Сараево сербский патриот. По моему крайнему разумению, это обещает последствия. И самые непредсказуемые. — Сказав это, генерал несколько раз выпятил крупные красные губы, и лицо его подернулось туманом государственной задумчивости.

— Хотите, я вам предскажу все, что вы считаете непредсказуемым? — раздался резкий, даже неприятный голос. Из–за вечно неудовлетворенной своим положением занавеси появилась невысокая сухощавая дама лет сорока пяти в белом свободном платье с квадратным вырезом на груди и очень широкими рукавами. Черты лица у нее были правильные, даже безукоризненные, но притом почти неприятные. Она курила тонкую папироску, вызывающе держа мундштук большим и указательным пальцами.