Три–четыре пары закружились вслед за нами. Я был им благодарен.
— Вы русский? — спросила княгиня.
— Да, Ваше высочество.
Она улыбнулась и закатила задумчиво глаза. То ли в
восторге от сделанного открытия, то ли в попытке что–то
вспомнить. Вспомнила и поинтересовалась с искренним участием:
— Пшепрашем вшистко?
Звук неродной, но родственной речи смутил меня. Я
знал, что должен понять, о чем меня спрашивают, но не
понимал.
— Тепло? Студено? Наистудено?
Она продолжала меня ласково пытать, а я вспыхнул от
стыда, словно вопрос касался моего белья или стула.
— Заедно? На здрав?
Тут уж нельзя было отделаться одними красными пятнами на физиономии, я собрал в кулак все свои умственные силы, и пожалуй что зря. Потому что мой ответ получился никак не иначе как вот таким:
— Вшистко, студено, на здрав.
Ее высочество чуть не подвернула свою таинственную походку, приходя в тихий экстаз; так бывает, когда внезапно встречаешь в толпе врагов родственную душу. Вальс меж тем великодушно заканчивался. Я в три вращения препроводил Розамунду к консоли, у которой отнял ее пару минут назад, и начал откланиваться.
— Тырново! — торопилась мне что–то сообщить венценосная танцовщица.
— Трнава, — почти резко парировал я, делая шаг прочь. Последним с ее губ слетело «Буг», но я уже был вне пределов досягаемости.
— Она что, ненормальная? — спросил я вернувшегося господина журналиста, стремительно уносясь в сторону выхода.
— Ну зачем вы так, — урезонил меня ругатель всех и вся, — просто ее высочество думала, что говорит с вами по–славянски. И тем делает вам приятное. Она у нас тут панславистка — на свой особый манер. Вы отличены, поздравляю.
— К дьяволу!
Я быстрым шагом покидал танцевальную залу.
— Может быть, может быть. Но в данном случае на вашем месте я не уносился бы с такой скоростью. Ее высочество решит, что вы делаете это под впечатлением, которое она произвела на вас.
— К черту!
— Если вы твердо решили составить компанию именно этим двум господам, то не могу не отметить — вы следуете правильным путем.
Мне и самому пришло в голову, что я заблудился. Ничего похожего на выход, через который я явился на бал, по дороге мне не попадалось. Все меньше света и все больше пыли. Не слуги, а тени. Назло себе, Ворону, Штабсу я сделал еще несколько поворотов, промчался еще несколькими тусклыми коридорами, и передо мною оказался заброшенный подъезд дворца. Я убегал в сторону, противоположную спасительной. Огромный темный вестибюль со скошенным вдаль и вниз потолком. Дно его не ощущалось моими чувствами. Забит он был отслужившим мебельным веществом. Щепки, обломки, ржавые пружины, тряпки, обглоданные листы фанеры, рваные края мраморных плит. Элементы мебели превращались здесь в элементарное вещество. Из этого темного зрелища я сделал неожиданный для моих спутников вывод:
