— Я знаю где.
Стало быть, все понял из говорившегося выше.
— И отлично, — воскликнул генерал, — может быть, в таком случае ты нас туда проводишь? Фрол отрицательно покачал головой.
— Что значит это твое?.. — Василий Васильевич как мог передразнил его.
— Вы, барин, меня поведите.
— То есть как? Ты же сказал, что знаешь! Фрол кивнул и молча постучал себя скомканной шапкой чуть пониже кадыка.
— Истинный Бог. Только дороженьки не ведаю. Вы поведите меня, я и узнаю. Раздался негромкий деланный смех Евгения Сергеевича.
— Да он просто дурачит вас, генерал. Сейчас каждый мужик мнит себя Распутиным. И внешне похож. Все мысленно согласились, что слова профессора в общем–то справедливы, но вместе с тем остались при мнении, что он неправ.
Генерал, продолжая ощущать всецелую поддержку масс, не побоялся показаться смешным и решил возглавить предполагаемое шествие.
Несколько минут ушло на его подготовку и оснащение. То есть на то, чтобы отодвинуть соломенные кресла и встать, чтобы принести свечи и возжечь их.
— Ты не пойдешь? — спросила Зоя Вечеславовна оставшегося в креслах мужа.
— Лейбниц, кажется, как–то сказал: если ко мне прибегут и скажут, что типографский шрифт, случайно рассыпанный на улице, сложился сам собою в «Энеиду», я и пальцем не шевельну, чтобы пойти посмотреть. Я остаюсь с Лейбницем.
«Как типографский шрифт мог оказаться на улице?» — зачем–то подумал дядя Фаня.
Евгений Сергеевич был доволен собой. Он специально произнес свою краткую речь очень громко, ему хотелось уязвить неблагодарную толпу, не оценившую его романа. Пусть уходят! Но пусть уходят с клеймом дикарей на челе. Генерал был настолько на коне в этот момент, что счел возможным не удостаивать журнальную крысу ответом. Зоя Вечеславовна, всем умом находясь на стороне мужа, все же, не справившись с внутренним позывом, выдохнула вместе с клубом дыма:
— Мне надо там быть. Лейбниц пожал плечами.
— А ты чего сидишь? — спросил Аркадий друга.
— Я здесь побуду, а ты мне потом все расскажешь.
— Ну, ты, брат, настоящий торфяник. Саша Павлов виновато потупился, но остался на месте. Несмотря на эти мелкие неприятности в арьергарде, генеральское шествие двинулось. Василий Васильевич Сто–лешин, согнувшись в дурашливом четвертьпоклоне, пропустил вперед себя Грушу со свечой и самого испытуемого.
— Прошу-с, — и последовал за ними. Брак с таганрогской актрисой сказался в этом его движении.
За генералом шли парою немного испуганная Марья Андреевна и приятно возбужденная Галина Григорьевна. Афанасий Иванович вел под руку Настю. Ей, кстати, казалось, что он, наоборот, опирается на нее. Аркадий, неизбежно юношески кривляясь, замыкал процессию. Веранда почти опустела.
