Рауль же был по видимости вполне счастлив. Убегая утром по неотложным делам, он с сожалеющим ноем сползал с подруги, и, натягивая джинсы, бормотал, что уже соскучился, и назначал свидание на вечер. Подбегал поцеловать напоследок и шептал, обхватывая ее за ослепительные плечи худыми и сильными как у орангутанга руками: «слонышко мое!». Уменьшительное от «слона».
Лариса не обижалась, ибо была объективно крупновата для него, расслаблено улыбалась ему, прикидывая какой участок квартиры сегодня подвергнуть своей атаке.
Рауль к Ларисе относился хорошо, этого нельзя не признать. Почти каждый день приходил домой с каким–нибудь презентиком. Очки, майка, жвачка. Когда в доме собирались его друзья, старался выставить Ларису как бы вперед, осторожно хвастаясь. Понимал, что было чем. И приятели бурно и искренне восхищались подругой друга. Лариса была нарасхват. В том смысле, что ее желал цапнуть лапой почти каждый. В коридоре, особенно, когда она пробегала по нему с блюдом в руках и была практически беззащитна, под столом, там она все время ощущала уколы чьих–то колен, и особенно на кухне, куда ей все время приходилось отлучаться к плите. Там все время дежурил, якобы вышедший покурить, дружок, и тут уж приходилось не только уворачиваться на бегу, но и жестко выставлять локоть, или двигать дюжим бедрышком.
Противнее всего были разговоры. Если бы в них были только скучные сальности, но они всегда были перемешаны с неуловимо презрительными отзывами в адрес Рули. Мол, чего ты нашла в этом паучке. Скоро стало понятно, что, несмотря на академический статус деда, Рауль считается в кругах реальной фарцы явным аутсайдером. Его скорее терпят, чем ценят. И смотрят на факт рулиного обладания Ларисой как на явную несправедливость. Они курили «мальборо», они носили джинсы «леви страус» и кожаные пиджаки, и они были явными сволочами.
«Руля меня любит», — отвечала Лариса на все приставания, даже после бутылки шампанского, и отрубала все тянущиеся к ней щупальца. И правильно делала, и с моральной точки зрения, и с точки зрения приводимого в жизнь дальнесрочного замысла. В тот момент, когда какой–нибудь приятель Рауля подкрадывался к Ларисе сзади или сбоку в хищной попытке завладеть незащищенным куском ее плоти, или вдохнуть в ухо пошлую шутку, она, технично и, главное, решительно уворачиваясь, всегда видела где–нибудь в конце коридора, в проеме приоткрытой двери задумчиво поглядывающую на нее Нору, а иной раз и улыбающуюся «раковую шейку».
