— Так вот. — Начала Ларочка. Описала улицу, по которой шла домой, описала мужчину, предложившего ей конфетку, и все офицерские дочки заявили, что узнают его, даже из тысячи. Девичье дыхание сделалось чаще, когда пошла речь о закоулках, по которым мужчина с олимпийскими кольцами на кармане, вел Ларочку в укромное место. И чем чаще Ларочка повторяла, что ей было совсем не страшно, тем затаеннее становилось дыхание слушательниц.
Растягивая удовольствие, она замолчала, победоносно оглядывая подружек, она очень остро переживала факт своего превосходства над этими десятилетними, и даже постарше, клушами.
— И тогда он расстегнул ремень.
— Ой–ей–ей, девочка мне пора, мне надо идти. — Вскинулась белобрысая Света Михальчик. Дернулась было к выходу, но цепкие пальцы более устойчивых в нервном смысле товарок, пригвоздили ее к месту. Не сбивай рассказа!
Света захныкала, но это никого не тронуло.
— И тогда…
Пронизанный струями пыльного света из узких окошек вагончик, замер, даже перестало пахнуть застарелым мазутом.
Ларочка еще раз набрала воздуха в грудь, которой предстояло очень и очень развиться будущем.
— И…
Неплотно прикрытая дверь вагончика распахнулась, и в проеме показалась бесформенная и кажущаяся громадной и угрожающей мужская фигура. Разумеется, все офицерские девочки решили, что это явился он — олимпиец.
Взрывом общего визга рыбака, носившего по странному совпадению имя майор Рыбаков, просто выбило вон из проема, и он пропустил свору верещащих девчонок, как стайку рыб в разрыв невода.
Ничего не понял, всего лишь зашел за банкой накопанных червей, а тут шабаш юных вакханок (если он знал это слово).
Понятно, что волнующая повесть о ларочкином приключении мгновенно распространилась сначала по военному городку, а потом и другим городским кругам. Самым клейким ее местом был не озвученный конец. Женскую половину слушателей больше всего заинтересовал сам факт — с чьей именно девочкой произошло такое щекотливое приключение. «Ах, Конева!» Мужскую интриговало, насколько далеко после расстегивания ремня зашло дело.
Но тут начиналась тишина. Трудно сказать почему, Ларочка пресекла попытки повторных пресс–конференций на эту тему. То ли поняла, то ли почувствовала, что если она расскажет все, то перестанет взывать живой интерес, и останется ей лишь один только нездоровый. То ли руководствуясь еще каким–то диким девичьим капризом. Психология существ этого пола и возраста за гранью понимания какой бы то ни было психологической науки.
